Повесть

С запада, из отдаленного ущелья скользил ветерок, сонно шурша прибрежными камышами. Чайки качались на бронзовой от солнца воде, легкие и беспечные, как бумажные кораблики, вдали большая черная птица медленно и мощно прорезала серебряный воздух. Казалось, в мире ничего больше нет, кроме этого замедленного умиротворяющего передвижения, тихого света и тепла.

— Правду говорят, ты увел у своего бывшего партнера половину бизнеса? — сказал Антон, переворачиваясь на спину и закрывая лицо белой тюбетейкой, купленной два дня назад в соседнем городке. — И много счастья тебе это принесло?

На его широком мягком животе сразу же стали подрастать капельки пота, дробя солнце на крохотные искры.

— Дело, оно что, корова? — ответил Михаил, глядя на снежные вершины гор, изрезанные ярко-синими складками ущелий. — Можно увести за веревочку?

— Говорят, он готов был удавить тебя голыми руками, — Антон поднял вверх огромные ладони, с тыльной стороны покрытые трогательными светлыми волосками. — Встретил бы на улице — удавил.

Огромная акация осторожно шевелила над ними негустой листвой, волна шлепала по прибрежному камню, будто легкая детская ладошка.

— Ну, чего молчишь? — Антон сбросил с лица тюбетейку. — Ты у нас такой говорливый… Как бревно. Не понимаю, как ты вообще держишься в бизнесе. Не иначе кто-то хитрожопый сидит у тебя за спиной.

Михаил посмотрел на него.

— А чего ты так разволновался? Как пацан от поцелуя бляди.

Антон, вдруг успокоившись, повернулся набок, прикрывая глаза тюбетейкой и следя, как подбрасываемые волнами яркие монетки вдруг гаснут от набежавшего одинокого облачка.

— Опять куда-то ушла, — сказал он. — Слушай, тебе не кажется, что мы ей на хрен не нужны? Каждые пять минут исчезает. Чего она нас сюда притащила, если убегает?

— Придет. Сделает свои бабьи дела и придет.

— Признайся, ты нее западаешь не хуже, чем я?

— Почему нет? — сказал Михаил. — Кто бы на нашем месте не западал? Дело не в том, что она красивая баба, — он помолчал. — Мало ли красивых. Дело в том, что… Вот в прежние времена дворянка никогда не легла бы под простолюдина. Разве что сбилась бы с панталыку. А эта и под короля бы не легла. Ей надо что-то совсем уж особое…

— По-твоему, Леха и был это самое “совсем особое”?

— Ладно, хватит об этом, — сказал Михаил.

Антон неопределенно махнул рукой и снова лег.

По вершинам акаций пробежал ветерок, скользнул вниз, махнул мягкой прохладной лапкой по их разгоряченным телам и опять затих.

— Хорошо здесь, — сказал Антон. — Она была права. Только скучно.

— Счастье развлекать не умеет. А это счастье, то, что сейчас. Когда тебе станет весело, это будет уже не счастье, а физиология.

— Слушай, Мишка, — Антон приподнялся на локте, — вот к тебе даже ненависти нельзя испытывать. Разве можно ненавидеть недоделанного? Ты такой умник, что выглядишь придурком.

— Я бы остался здесь еще дня на два-три, — сказал Михаил, садясь и сосредоточенно о чем-то думая.

— Это идея, — Антон сел, сбрасывая тюбетейку к ногам. — На три не на три, а до утра можно было бы. Ночи еще теплые. Это было бы здорово! Запалим костер… Детство вспомним, почувствуем себя пацанами…

— Как Лизу делить будем? — спросил вдруг Михаил все с тем же отсутствующим видом.

— Что-то я не пойму, ты о чем? — сказал Антон. — Кто с тобой кого будет делить?

У восточного мыса, где они оставили лодку, ветра не было совсем. Слегка размытый, словно оплавленный, круг солнца, слепя, плавал в спокойной зеленовато-голубой воде. Ближе к берегу по песчаному дну бегали блики. Вода была такой прозрачной, что, казалось, через нее можно читать книгу.

Необитаемый остров в субтропиках, голубое небо, белый песок, тишина, покой без конца и края… Детская мечта, переросшая в уверенность, что такое райское место действительно существует. Уверенность, которая помогла реализовать детскую мечту.

Лиза оглянулась. Невысокая скала отгораживала ее от песчаной площадки, где остались Антон и Михаил.

Полгода Антон звонит ей почти каждый день, приезжает на работу, делает подарки… И наверно, думает, что он уже на полпути к цели. Что ж, пусть думает.

Только при чем тут Михаил?

При чем тут он?

Да, но нужен был третий. Вдвоем с Антоном она бы сюда не поплыла. И она знала, что Михаил согласится, даже несмотря на то, что рядом будет Антон, разве не так?

Действительно ли на острове нет никого, кроме них троих? Она прошла за мыс, временами поднимая то одну, то другую ногу и качая ступней, чтобы вытряхнуть песок из босоножек. Здесь, в тени кустарника, было уютно, прохладно и одиноко до сладкой боли.

Лиза присела у берега, опустила руку в теплую ласковую воду, ощущая, как щекочут ладонь плавающие у берега обрывки водорослей. Она набрала за спиной сухого песка и осторожно опустила его в воду. Большая часть песчинок ушла на дно, но некоторые остались на поверхности, сбежавшись в небольшие островки.

Лодка, на которой они приплыли, лежала чуть в стороне на боку. Стандартная фанерная посудина, покрашенная в голубой цвет. Песок, прилипший к ее днищу, постепенно подсыхал, становясь мраморно-желтым и узорчатым.

Лиза несколько секунд недвижно глядела на лодку, и ей вдруг стало страшно своих мыслей, страшно самой себя. Она вскочила, чтобы избавиться от этого чувства. Но стало еще хуже. Ее начала бить дрожь. Она дрянь и стерва. Сумасшедшая баба. Сумасшедшая стерва.

Преодолевая себя, она пробежала через небольшой пляж, повернула к западному побережью острова.

Пусть так, пусть стерва, но ее ненависть и отчаяние оправдывают все.

Здесь тоже не виделось никого. Ажурные шары перекати-поля на голых участках глинистой почвы меж высохшей, пожелтевшей травы. Заросли тростника у кромки воды, кривые глубокие борозды, прорезанные в оголенной почве, щепки, кора, обломки сухих стеблей на дне — следы ливневого паводка.

Вода в бухточке, у которой лежала их лодка, была гладкой, без единой морщинки. Но поодаль, метрах в ста от берега, шла рябь и небольшие волны. Кажется, там было подводное течение. Упавшую в воду ветку тащило вдоль острова, будто под парусом.

Берег, откуда они приплыли, был размыт дымкой, а выше него ясно, четко, как на экране, проступали горы. Заснеженная вершина самой высокой невыносимо больно напоминала знакомый профиль. Лиза, на мгновение зажмурилась…

Антон встал и подошел к Михаилу, встав над ним и закрывая солнце.

— А тебе известно, чмо косорылое, чего стоило этому человеку снова подняться?

Михаил смотрел куда-то за его плечо, где не было ни гор, ни солнца, только небо, побелевшее от яркого полуденного света.

Антон повернулся и рывками начал ходить по горячему песку, разбрасывая его сланцами в стороны.

— Без денег, без команды, — он словно вколачивал слова в воздух, при каждом шаге поворачиваясь к Михаилу. — Тяжко пришлось… Тебе этого не понять…

— Слышал, — сказал Михаил.

— Ты помолчишь или нет! — заорал Антон. — Ты чего разговорился?!

Михаил поднял с песка тюбетейку Антона, закрыл ею лицо.

— Помнишь, когда-то мы хотели с тобой хотя бы полмесяца пожить на необитаемом острове? — сказал он. — Чтобы пальмы, солнце, бирюзовая вода, фрукты и тишина. Никаких машин, только пение птиц.

— И что? — Антон резко остановился.

— Сейчас все это у нас есть. Солнце, бирюзовая вода, тишина. Никаких машин, только пение птиц.

Антон сел на расстеленное на песке покрывало, которое они прихватили из санатория.

— Да, — вдруг сказал он ровно, даже без намека на прежнюю агрессивность. — У нас все это есть.

— На острове нет хищников, не бывает туристов. А в это время года сюда не приплывают даже рыбаки, я спрашивал у местных. Белый песок, скалы, поляны, рощицы, ровное чистое дно. Вода прозрачная и соленая, как в океане. Романтическое место.

Антон посмотрел на него:

— Чего ты в самом деле так разговорился?

— Женщина, которая нам более чем нравится, — продолжал Михаил. — Чего еще надо? Ну, можно пожить день-два, чтобы не поминать о прошлом?

— Притвориться, будто мы только что родились?

— Ну, я прошу тебя. Домой нам только через неделю. Вернемся вечером в санаторий — будет время поговорить обо всем.

— Верно, — сказал Антон. — Будет время.

— Мы в любой момент можем сесть в лодку и отправиться в санаторий. Там продолжим, если тебе так нужно.

Солнца здесь было слишком много, даже сейчас, в конце августа. Теплое, ласковое, вкрадчивое, оно обжигало кожу до красноты через какой-то час. Это все из-за высокогорья — две тысячи метров над уровнем моря. Защитный слой атмосферы над ними был почти на два километра тоньше, чем на равнине.

Антон встал и набросил рубашку. Светлый, белокожий, он был особенно чувствителен к солнечным лучам.

— А вот и наша мадам, — сказал он, кивая в сторону северной оконечности пляжа.

Лиза шла по раскаленному песку босиком, словно не замечая этого. Босоножки висели в ее руке, как две дохлые лягушки.

— Лиза! — крикнул Антон. — Обожжешь ноги! Завтра встать на них не сможешь.

Он бросился к ней, подхватил на руки и осторожно перенес в тень.

— Ничего страшного, — словно очнувшись, сказала Лиза и слабо улыбнулась. — Это все неважно.

— Ничего себе неважно! А что важно?

Лиза накинула халатик, застегнулась. Глаза ее странно блеснули, на лице промелькнуло выражение неженской жесткости.

Антон подтянул к себе стоящую рядом спортивную сумку, передвинул ее подальше в тень.

— Есть хочется, — сказал он. — Миха, давай, придумай что-нибудь. Костерок сооруди. Рыбу ведь хотели приготовить. Зачем взяли? Не везти же обратно.

Михаил молча смотрел на него и не двигался с места.

— Ах, это! — смеясь, воскликнул Антон. — Ну, вот мани! — Он схватил бумажник, потряс им. — Взял вот с собой специально. — Всякое бывает даже на пикнике, верно? Случаются такие моменты, что… — он не докончил и дернул застежку бумажника.

Лиза во все глаза смотрела на Михаила. Неужели возьмет?

— Убери пока, — Михаил поднялся. — Потом. Я принесу дров.

— Ты даже не спросил, сколько он тебе готов заплатить, — сказала Лиза.

Михаил махнул рукой.

— Мне иногда даже как-то и жаль его, — сказал Антон, когда он скрылся за кустарником. — Фуфлогон. Поставляет двум-трем провайдерам какие-то вшивые приборчики. Да они и сами могли бы их закупать. Так, тоже из жалости его поддерживают. Бутерброды сам себе в офисе готовит — видел. Генеральный директор!

Лиза промолчала. После полудня ветер утих, голубовато-оранжевое марево легло на озеро. Перевернутые пики гор холодно мерцали на гладкой поверхности воды. Был час, когда в этих местах замирает все. Не слышалось даже скрипучего пения цикад.

Сможет ли она вынести то, что задумала? Не просто вынести, а вынести достойно? Сможет ли завершить все за той высокой гранью, за какой это и должно быть завершено?

Антон сел возле нее на песок, играя молнией бумажника. Бегунок ходил по молнии с резким скрипучим звуком.

— Почему ты сказала ему, чтобы спросил, сколько я готов заплатить? Чтобы он отказался? Почувствовал себя униженным?

— Да? — спросил Антон так, словно услышал это впервые.

— Откуда у тебя деньги? — сказала Лиза. — Ты же нигде не служишь. И дела своего у тебя нет.

Антон посмотрел на нее.

— Отцовский дом продал в пригороде. За двести зеленых кусков. Дом огромный, трехэтажный. Мне одному такой зачем?

— Ну, а жизнь как-то будешь устраивать? Семью заведешь…

— Ты же замуж за меня не пойдешь? — Антон посмотрел на нее полушутливо, полусерьезно.

— Есть другие. В любом случае дом это же дом! Тем более отцовский.

— А, однова живем! Я десять лет считал копейки. Сколько можно?!

Он подбросил бумажник на руке и вдруг сказал:

— А в какую сумму ты оценила бы себя?

Лиза не ответила.

У ее ног бежал черный жучок. Она набрала в ладонь песка и засыпала его. Минуту спустя поверхность песчаного холмика зашевелилась, показались головка с крохотными клешнями и отчаянно двигающиеся лапки. Лиза опять взяла в горсть песку, но, подумав, отбросила его в сторону.

— Что значит “оценила бы себя”? — спросила она. — Расшифруй.

— Ну, допустим, если бы завтра или послезавтра мы приплыли сюда вдвоем, — Антон смотрел на нее не отрываясь. — Сколько бы ты взяла за это?

Лиза улыбнулась и опять промолчала.

— Десяти тысяч деревянных хватит? — сказал Антон.

— Ну, Лиза, ты где живешь? — Антон, смеясь, бросил бумажник на песок. — В Захмуряйске на границе с Золотой Ордой?

— Я всего-то скромный школьный психолог, — сказала Лиза. — Доллары видела только в кино. У меня зарплата три тысячи.

— Да? — опять с той же напускной озадаченностью спросил Антон. — Леша у тебя делал большие дела. А ты долларов не видела. Леша у тебя погиб из-за этих бумажек. А ты их не видела.

— Он погиб не из-за бумажек.

Оба замолчали. Намокшая бурая трубочка камыша подталкиваемая чуть заметной волной выкатывалась на прибрежную кромку и опять сваливалась в воду.

Жучок выбрался из песчаной кучки и проворно побежал, оставляя за собой легкую бороздку.

— Давай, — сказала Лиза, глядя куда-то в голубую марь озера и протянула Антону раскрытую ладонь.

— Лиза, ты серьезно? — Антон поспешно схватил бумажник, расстегнул. — Лиза, я для тебя… я все сделаю… я ничего против твоей воли…

Рука с купюрами у него дрожала, когда он протягивал Лизе деньги, он не сразу смог попасть ей в ладонь.

— Это все, что у меня с собой. Но вернемся в город, я тебе… я тебе, Лиза… Я давно хотел сказать…Я столько думал о тебе…

Он потянулся к ее руке, словно для поцелуя, но она отстранилась. Развернула деньги веером, посмотрела на свет, словно проверяя их, и положила в карман халата.

— Лиз, я только прошу… — голос у Антона сел, он, казалось, с трудом подбирает слова. — Мишке об этом ни слова.

Она ничего не ответила.

И без того переполнившие все вокруг тишина и покой с каждой минутой становились глубже и неохватней. Где-то в жесткой желтой траве как бы с затаенной радостью вдруг скрипнула цикада и умолкла.

Из кустов, отчаянно и весело шурша раздвигаемыми ветками, появился Михаил. В руках у него была охапка толстых кривых сучьев.

— Сейчас бы не рыбу, а окрошку с квасом, — сказал он.

— Ну, — отозвался Антон. — Да зеленым чаем ее запивать.

— У тебя сплошные извращения, — Михаил, смеясь, бросил сучья на песок.

Выпрямившись, он посмотрел на Антона.

— Давай, твоя очередь.

Антон молча повернулся и сел на песок рядом с Лизой.

— Ясно, — сказал Михаил. — Тогда приплюсуй к долгу за дрова.

Он достал складной нож и не торопясь настругал тонкой завивающейся в кольца щепы. Сложил ее на песке в виде шалашика, над ней сделал еще один шалашик — из мелких сучьев. И уж тогда только вбил колья по обеим сторонам от будущего костра и пристроил поперечину.

— Это будет рыба в пиве, муке и яйцах, — объявил он, вынимая из полиэтиленовой упаковки новенький туристский котелок.

Он вылил в котелок две бутылки пива, повесил его на поперечину над шалашиком из сучьев и протянул руку к Антону:

— Зажигалку!

Передавая Михаилу зажигалку, Антон нечаянно задел котелок, пиво плеснулось на шалашики из сучьев и щепы.

— Япономать!

— Ну до чего ты ловкий! — сказал Михаил. — Как тракторное колесо.

Он взял нож, чтобы снова приготовить щепы.

— Подожди, — остановила его Лиза. — Возьми для растопки вот это.

Она протянула ему деньги Антона.

— Лиза, ты что делаешь! — Антон бросился к ней, схватил за руку. — Что ты со мной делаешь?

— Это мои деньги? — спросила она, посмотрев на него и не отнимая руки.

Антон переводил взгляд то на Михаила, то на нее. Лицо у него налилось кровью.

— Мои деньги? — снова спросила Лиза.

— Твои! — почти выкрикнул Антон. — Твои, Лиза.

— Разжигай, — сказала она отстраненно и толкнула банкноты Михаилу.

Михаил взял их, словно гадюку, и остановился, не зная, что делать.

— Здесь тысяч семь-восемь, — он встряхнул купюрами, взяв пачку за угол.

— Десять, — сказал Антон.

— Разжигай! — закричала Лиза.

Михаил, как от удара, бросился к костру, сунул купюры под шалашик из сучьев. Щелкнул зажигалкой и посмотрел на Антона.

Лицо Антона, минуту назад пунцовое, было бледным.

Он не произнес ни слова.

Михаил медленно поднес огонь зажигалки к банкнотам. Светлое, почти незаметное на солнце пламя побежало по бумаге, перешло на щепу и, затрещав, перекинулось на сучья.

Все трое следили за ним, словно под гипнозом. Потом Антон отступил в тень и сел на песок, обхватив руками голову. Лиза продолжала стоять с отрешенным видом.

— А, хрен с вами! — воскликнул Михаил. — Жрать-то все равно захотите.

— Простите, Лиза, — помолчав, вдруг ни с того ни с сего сказал он.

Он разбил в чашку два яйца, насыпал туда муки, добавил соли, размешал. Пиво в котелке тем временем закипело. Михаил вылил в него болтушку и достал из сумки судок с рыбой.

— Местное блюдо, — сказал он. — Сом в пиве. Время приготовления четыре-пять минут. Едят еще быстрее — вкуснятина необыкновенная. И надо беречь пальцы.

Он опустил в котелок несколько кусков и начал помешивать варево гладко обструганной палкой с рогатиной на конце.

Ни Антон, ни Лиза не притронулись к рыбе. Михаил же, вмиг расправившись с первым заводом, принялся за второй. Ел он неопрятно — жирный сок стекал по пальцам, он облизывал их и набивал рот следующей порцией, — однако с таким аппетитом, почти со страстью, что Антон тоже потянулся к еде.

— Парни, я схожу за водой, — сказала Лиза. — Из жидкости у нас осталась только бутылка пива.

— М—м—м, — с полным ртом промычал Михаил и протестующе замахал рукой.

— Пусть прогуляется, — сказал Антон. — Мозги, может быть, прочистит.

Лиза механическим движением набросила на голову широкополую соломенную шляпу, подхватила пластиковую канистру.

С вершины холма, куда она вышла спустя пять минут, был виден почти весь остров. Вытянутый с востока на запад, он лежал ближе к южному, малонаселенному берегу озера и растительность на нем походила на ту, что была на южном побережье: кустарник, негустая пожелтевшая трава, несколько гигантских акаций. С западной стороны холма, на котором стояла Лиза, поднимался небольшой скальный выход с поляной у его подножия, на удивление зеленой. Вдоль берега повсюду шли ровные песчаные пляжи, лишь с северо-восточной стороны, там, где они высадились, был небольшой островок камыша.

На водной глади отражалось сияющее ожерелье гор, охватившее озеро со всех сторон, а в середине его, будто огромный, подсвеченный золотом аметист, лежало безоблачное небо.

Вот он, этот рай, который она приготовила себе и тем двоим. Какой он уютный, ласковый, манящий. Будут ли они довольны, будет ли довольна она?

Она сошла с холма к подножию скалы, где зеленел островок травы. В конце августа в этих местах трава бывает зеленой только возле воды.

Но, как она и предполагала, у скалы не было ни ручья, ни родника. Трава здесь не выгорела скорей всего лишь потому, что скала закрывала поляну от солнца.

Лиза почувствовала, как в голове начало пульсировать. Руки у нее задрожали так, что ей пришлось перехватить канистру и прижать к себе локтем.

Она сбежала с холма и быстро двинулась вкруг его подножия по часовой стрелке. С этой позиции просматривалась и полоса вдоль берега и склоны холма.

Нигде не было даже подобия ручейка.

— Тот деятель поднялся только потому, что задружил с людьми из госкомимущества, — сказал Михаил.

Он вытер руки салфеткой и бросил ее на дотлевающие угли. Салфетка сморщилась, ужалась и, на мгновение вспыхнув, оставила после себя кружевной комочек пепла.

— По-твоему, можно что-то сделать без поддержки чиновников? — спросил Антон. — Как бы, интересно, он встал на ноги за какой-то год?

— И какая сегодня такса?

— А то ты не знаешь?

— Не знаю, — как бы стыдясь собственной неосведомленности, сказал Михаил.

— Ну, для твоего бизнеса это и не нужно, — слова “для твоего бизнеса” Антон произнес так, будто говорил о чем-то вроде гонореи.

Михаил промолчал.

— По большому счету, — сказал Антон, — бизнес лишь ответвление власти. Без чиновника любое дело ничего не стоит. История с Лехой тебе ни о чем не говорит?

— История с Лехой? — переспросил Михаил.

Антон аккуратно сложил на бумагу рыбьи кости, свернул в пакетик и бросил на угли.

— А то ты первый раз слышишь, — сказал он. — Ну, ты же знаешь, Леха хотел в пригородном районе построить автомастерскую по собственному проекту. Но на том месте стоял барак на три семьи, большая собачья будка, развалюха, уже списанная по всем документам. Две квартиры в бараке пустовали, а в третьей жил какой-то алконавт, один, без семьи, без прописки. У него и прав-то никаких не было на этот барак, а уперся: мол, некуда идти. И всего-то нужно было, чтобы посодействовал тамошний глава администрации… Я уж не знаю, что там произошло между Лехой и этим алконавтом…

— И что, нормальным образом это никак нельзя было решить?

— Да странная история, — Антон нехотя поднялся и перешел подальше в тень. — Нет желания даже базарить об этом.

— Лиза сильно его любила, — медленно сказал Михаил. — Как только пережила…

— Ну, она ведь железная баба, ты правильно это заметил. Такие в народоволки когда-то шли. С головой у нее всегда было что-то не то.

— Зря ты к ней вяжешься. Оставил бы ее.

— А уж это, друг Миха, не в моей власти. Не в моей, ты понимаешь. Я, может, и с ума схожу по ней, что она такая вот странная. Она другая, не то, что селедки вокруг меня там, в городе.

— Ничего тебе не обломится, — сказал Михаил, ложась головой в тень, ближе к Антону, а ноги оставив на солнце. Сейчас он с его толстеньким смуглым туловищем, короткой шеей и пухлыми руками напоминал тюленя, нежащегося на берегу океана.

— А вот это мы посмотрим, — Антон хищно улыбнулся.

Михаил, не вставая, нашарил в сумке бутылку пива, поддел пробку ножом. Махнул прямо из горлышка добрую половину бутылки.

— Хорошо! — он перевернулся на спину и, запрокинув голову, посмотрел на Антона. — Хорошо здесь, хотя ты и лаешься.

— Ладно, заткнись, — беззлобно сказал Антон.

Сверху, словно из поднебесья, упал ветерок, лаская, пробежал по коже и пропал.

— Да в самом деле, где она?! — Михаил встал. — Пойду-ка поднимусь на холм. Что-то это мне не по душе.

— Ну, передавай ей привет, если встретишь.

Секунду спустя, как он скрылся, на пляж вышла Лиза.

Бросила канистру на песок, села рядом с Антоном.

— Сердишься? — сказала она, глядя на смазанные ветерком отражения гор в воде.

— Нет, — Антон посмотрел на нее. — Не понимаю только. Зачем при Мишке?

Лиза обняла колени, отрешенно наблюдая, как от бумаги и рыбьих костей, брошенных Антоном на угли, идет синеватый дымок.

— Леша рассказывал, тот человек держал Михаила при себе как тупого исполнителя, не давал поднять головы, — сказала она.

— Лиза, есть предприниматели, с положением, деньгами, связями. Матки. И есть трудяги, муравьи. Их дело носить грузы, кормить матку. Мишка из вторых.

— Предпринимательство, значит, только деньги и связи?

— Только деньги и связи. Я одного лишь не понимаю: как он сумел прибрать к рукам его бизнес.

— Он этого не делал, — сказала Лиза. — Компания просто разделилась на две. Мишка же профи, ты прекрасно это знаешь. Мало кто разбирается в телекоммуникационных технологиях, как он. Дело само упало ему в руки.

— Ну, хотел бы я на него посмотреть, если бы ему пришлось начинать с нуля.

— У вас обоих будет случай, — сказала Лиза, вся вдруг дрожа и запахиваясь. — Начать все с нуля.

— Господи, мы же хотели забыть все к хренам собачьим хотя бы на день! — воскликнул Антон. — Вместо этого минуты не проходит, как все о том же — о делах, о бизнесе, о том, кто чего стоит, кто чего не стоит!

— Мы говорим не о бизнесе, а о жизни, — сказала Лиза.

— Ребята, а где у нас лодка? — Михаил скатился к ним по песчаному склону.

— Как где? — сказал Антон быстро, словно его в чем-то уличили. — На берегу.

— Нет ее там!

— Воды я на острове тоже не нашла, — сказала Лиза, показывая на пустую канистру.

— Итак, — сказал Антон, — у нас нет воды. Нет лодки. На чем теперь поплывем? Нет даже маломальского укрытия. Почти нет одежды. Нет топора, чтобы построить плот… У нас ничего нет! — он на секунду приостановился и зачем-то добавил: — И мы даже не знаем, кто виноват, что лодка исчезла!

— Но мы, слава богу, живы-здоровы, — возразил Михаил. — Мы все в своем уме…

— Не уверен, что все.

— Надеюсь, что мы все в своем уме, — сказал Михаил. — У нас есть руки, которые что-то умеют делать. У нас есть какой-никакой жизненный опыт. Есть, наконец, — он огляделся, — складной нож, покрывало, металлическая посуда, кусок полиэтиленовой пленки… Зажигалка! Огонь поможет нам выжить. Да мы богачи! Мы переживем это дело и переживем с прибылью.

— С прибылью? — переспросила Лиза, сидевшая под акацией, словно в лихорадке.

— Если захотим и будем стараться, — сказал Михаил. — Стараться изо всех сил.

— И много у нас этих самых сил? — спросил Антон. — Что мы можем сделать с помощью складного ножа и пары металлических чашек? Ни хрена мы не сделаем.

Михаил пожал плечами и отошел к уже погасшим углям костра.

Бульон в котелке подернулся морщинистой пленкой застывшего жира.

Еды у них, пожалуй, даже в избытке. Есть еще хлеб, конфеты, пирожное, мука и немного сырой рыбы. Но без воды от этого не больше толку, чем от прибрежных камней. Зря он позволил Антону так налегать на пиво и пепси-колу, когда плыли сюда.

Но если бы не позволил? Выглядел бы в глазах Лизы не только дураком — а уж ему-то известно, что она считает его дураком! — но и жмотом.

Михаил аккуратно снял котелок с перекладины и отнес к камышам, наполовину закопал его в песок в их тени. Есть от еды какой-то толк или нет, но сейчас надо беречь все, что может пригодиться. Надо беречь даже то, что, на первый взгляд, пригодиться никак не может.

Он окунул руку в воду и попробовал на язык. Кажется, не такая соленая, как в океане. Но пить все равно нельзя.

Выпрямившись, он вгляделся в сизую дымку, скрывавшую западную и восточную оконечности озера. Перевел взгляд на южное побережье. Берег здесь просматривался на большом протяжении. Кажется, совсем рядом, а они плыли к острову около часу. И чего их сюда понесло? Все Лиза. Ради нее Антон готов был махать веслами с южного берега до северного.

А он, Михаил? Он согласился бы грести даже с запада на восток, в продольном направлении.

Он снова оглядел озеро. Пустынное и умиротворенное, оно, казалось, отдыхало, набиралось сил перед осенними бурями, которые здесь бушуют, начиная с сентября. Не виделось ни лодок, ни катеров. Остров лежит в стороне от обычных маршрутов.

Итак, что они могут предпринять?

С помощью складного ножа свалить пару деревьев и соорудить плот. За день-два можно управиться.

Преодолеть расстояние между островом и берегом вплавь. Большой риск — пловец из него, как из дерьма пряник. Разве что Антон… На крайний случай можно этот вариант оставить в запасе.

Развести большой костер в надежде, что кто-то сюда приплывет на его свет. Но кому интересен необитаемый остров? Да гори он, на фиг, полыхай! Кому они здесь нужны? Кому придет в голову, что три дурака приплыли сюда без воды, упустили лодку, а теперь подают сигнал бедствия?

Просто сидеть и ждать помощи. Но в санатории никто не знает, куда они направились. Помощь может прийти через два-три дня, а может — через неделю, когда будет уже поздно.

Из четырех вариантов один реальный, один сомнительный и два никаких.

Но это гораздо лучше, чем если бы вариантов не было вообще. Можно сказать, что это очень даже хорошо!

Михаил оглянулся на их временное пристанище под акацией. Лиза сидела на песке, обхватив плечи руками, словно зябла. Антон стоял перед ней, что-то говоря и жестикулируя. Лиза не отвечала, но по временам вдруг принималась хохотать, как в припадке. Потом умолкала и точно прислушивалась к самой себе. В ее неподвижности было что-то ожесточенное и в то же время что-то пугливое, как у птицы, на которую может напасть хищник.

Михаил почувствовал, как начинает ныть сердце. Зачем он вот уже во второй раз оставляет их вдвоем? Лиза не та женщина, которой можно запудрить мозги. Но если капать в одно и то же место, в конце концов и камень поддастся.

Сейчас самое необходимое для них — пресная вода. Пить захочется уже через час, даже раньше. Но если Лиза не нашла воды, это не значит, что ее нет в принципе. Михаил повернулся и направился вдоль берега.

Он шел зигзагами, то поднимаясь к вершине холма, то спускаясь к берегу. Песок, глинистая бурая почва, сухая трава — остатки весенне-летнего буйства, — галечник, каменные выплески с острыми краями, колючий кустарник, кривые низкорослые деревца без плодов. Ящерица, метнувшаяся в расщелину, уж — два желтых пятна на голове, — с царственной грациозностью двигающийся поперек его пути, ворон, тяжело махнувший с дерева в глубь кустарника.

Михаил поднял обломок сука и четверть часа сосредоточенно копал яму на поляне под скалой. Но под тонким слоем плодородной почвы была лишь бурая влажная глина, одна глина, ничего больше. Он выпрямился и огляделся. Воды на острове нет, это было ясно.

Он быстрым шагом направился по склону к западной оконечности острова, иногда останавливаясь и втыкая сук в землю. Дело обстояло еще хуже, чем он думал: воды нет и под землей — повсюду сплошная глина.

Опустошенный, едва передвигающий ноги, он вернулся на пляж с костром и акацией. Антон и Лиза молча сидели рядом — Лиза все в той же позе пугливого ожидания.

— Что будем делать? — Михаил сел напротив них. — Есть какие-то предложения?

— Ждать, — сказал Антон. — Нас найдут. Они должны нас найти.

— Антон, нам никто ничего не должен, — возразил Михаил. — Мы сами поставили себя в такое положение. Нужно было следить за лодкой. И нам самим нужно найти выход.

— Что скажешь, Лиза? — повернулся к ней Антон.

Лиза будто в досаде передернула плечами.

— Главное — достойно встретить, что тебя ждет, — сказала она. — Не уронить себя, когда подступит самый край.

— Мы, по-твоему, не на краю?

— Нет. Еще далеко нет.

— Ну, чтобы погибнуть от жажды или голода в трех километрах от поселка… — протянул Антон.

— Ладно, — сказал Михаил, вставая. — Через час каждый из нас почувствует, что в рот ему будто натолкали песку. К вечеру вместо языка будет сухая шершавая губка. Через сутки мы поползем к берегу, чтобы напиться соленой воды. Когда мы попробуем соленой воды, а мы ее попробуем, потому что остановиться уже не сможем, тогда будет край. На такой жаре мы продержимся максимум еще сутки.

Михаил молча постоял, наблюдая, как ветерок шевелит на остывших углях пепел от бумаги.

Нет, он знает, что нужно делать!

Он подхватил судок из-под рыбы и направился к озеру.

Теперь, когда он знал, в чем должен заключаться первый шаг к спасению, ему стало легче. Силы и оптимистический настрой все больше возвращались к нему по мере того, как он приближался к озеру.

— Что он задумал? — спросила Лиза. — Почему он все делает как бы втайне от нас, никогда не поделится своими планами?

— Гад он, — сказал Антон. — Что двигает каждым мужиком? Тяга к женщине. А этим, — мотнул он головой в сторону Михаила, — особенно. Он хочет затащить тебя в постель. И при этом еще унизить меня как соперника и более сильного самца. Кстати, что ты имеешь в виду под планами?

— Ты полагаешь, в такой ситуации, как у нас, кто-то еще может интересоваться женщинами? — вопросом на вопрос ответила Лиза.

— Все, что он делает, он делает только ради тебя, — убежденно сказал Антон. — Хотя все бессмысленно. Ну что мы сейчас можем предпринять? Сколько ты способна проплыть даже в теплой воде?

— Ну, метров двести-триста, — неуверенно протянула Лиза. — Но я и не поплыву.

— Ладно, пустые разговоры! Подождем, к вечеру сюда должны приплыть из поселка.

— Откуда ты знаешь? — сказала Лиза с внезапной ожесточенностью, так что Антон против воли оглянулся на нее.

Сбоку по участку, покрытому сухой комковатой глиной, скользнула мышь. Лиза молча проследила за ней взглядом.

— Скажи, пожалуйста, чего он суетится? — Антон опять кивнул в сторону берега. — Все равно нет реального способа выбраться отсюда своими силами. Он суетится исключительно, чтобы доказать тебе, что чего-то стоит.

— Он в самом деле ко мне неравнодушен? — спросила Лиза.

Антон вместо ответа взмахнул руками.

Тишина, висевшая над ними, была, казалось, сшита из ослепительного света заснеженных вершин, из материала, не имеющего звуковой природы, и потому не могла быть никем и ничем нарушена.

— Куда девалась лодка? — сказал Антон. — Ее не могло утащить волной — ведь полное же безветрие. К тому же она наполовину лежала на песке. Людей, кроме нас, на острове нет — мы же обшарили здесь все. А лодка исчезла. Чудеса…

— Давай сходим к тому месту, где она была, — предложила Лиза. — Если кто-то ее стащил в воду, там должны быть следы этого человека.

Антон медленно повернулся к ней. Лицо у него побагровело. Он силился что-то сказать, но, казалось, не знал, что именно нужно сказать и как.

— Может, покрывало с собой захватим? — неуверенно и сипло произнес он. — Там, за холмом, лучше, чем здесь. Не так жарко.

— Давай, — согласилась она.

— Лиза!

Антон вскочил, во все глаза глядя на нее и словно еще не веря тому, что она сказала. Но в следующее мгновение его движения стали резкими и уверенными, как у человека, знающего, что нужно делать.

Тенистыми прогалами меж кустарников они перешли на другой склон холма. Отсюда, с северной стороны, берегов озера не было видно, и оно выглядело, как бескрайний океан с миражами голубовато-серебристых гор. Остров казался большим кораблем, на какое-то время остановившимся посреди этого океана.

До пляжа, где они утром оставили лодку, было не больше ста метров.

— Лиза! — сказал Антон, бросая покрывало на песок. — Подожди. Давай сядем.

Он подошел к ней, и выражение лица у него было по-мальчишечьи испуганное и в то же время решительное. Его рука потянулась к ее плечу.

Лиза вскинула голову и посмотрела на него в упор. Столько ненависти и злости было в этом взгляде, что Антона словно отбросило.

— Лиза! — отскочив назад, вскрикнул он. — Что произошло?!

Она не произнесла ни слова.

Антон медленно поднял покрывало.

Лиза уже спускалась к берегу.

— Смотри, — сказала она, когда они подошли к борозде, прочерченной в песке килем лодки, — ее не стащили в озеро, стоя в воде. Ее столкнули с берега.

Антон наклонился, рассматривая небольшие ямки в песке, оставленные чьими-то ногами там, где был нос лодки.

— Может быть, — сказал он. — Хотя не похоже.

— Посмотри внимательней, — настаивала Лиза. — Вот здесь была одна нога, опорная. Вот вторая. Вот здесь этот человек поменял их местами.

— Нет, — возразил Антон. — Вряд ли. Это скорей всего наши следы.

— Наши сбоку. А эти на одной линии с килем.

Она обернулась к нему и посмотрела на него все тем же отчужденным, хотя уже без ненависти, взглядом.

— Причем, — сказала она, — эти следы явно от женских ног. Смотри, ямки совсем маленькие.

— Лиза! — воскликнул Антон. — Ну, ты фантазерка! Это мужские следы.

Он взял ее за руку. Ладонь у нее была ледяная и подрагивала в его пальцах.

— Пойдем отсюда, — мягко потянул он ее от берега. — Нам здесь нечего больше делать.

Они миновали пляж, поднялись по склону к кустарникам. Солнце сейчас било им в глаза. Небо впереди было туманно-желтым и горячим.

— Я найду, куда делась лодка, — сказал Антон решительно. — Должен же за это кто-то ответить!

— Это поможет нам? — спросила Лиза.

Михаил медленно брел по кромке берега, внимательно глядя себе под ноги. Но того, что ему нужно было, обнаружить никак не удавалось.

Ему нужен был гвоздь. Любой — пусть тупой, пусть ржавый, лишь бы крепкий. Такого добра всегда хватает там, где бывают люди. А здесь они, хоть и не часто, но бывают. Однако ничего похожего на гвоздь или хотя бы на заостренный кусок металла не попадалось.

Он уже хотел было повернуть назад, когда взгляд зацепился за разбухшую от воды бурую доску, наполовину занесенную песком. Сверху на ней виднелась ржавая шляпка гвоздя. Михаил вырвал доску из песка так, словно от этого зависело, жить ему или не жить. Стремительно перевернул ее.

Гвоздь был мощный — толстый и острый! Никогда в жизни Михаил не видел такого замечательного гвоздя.

Чтобы не повредить его заостренного конца, он не стал его выколачивать, а разбил доску о камень и осторожно достал гвоздь из лунки, в которой он остался сидеть, когда доска раскололась.

Обломки доски Михаил аккуратно сложил под прибрежный куст, заприметив его, чтобы потом при необходимости вернуться сюда. Крепко держа гвоздь в кулаке, как последнюю драгоценность, он быстро пошел к пляжу, где остались их пожитки.

Антона и Лизы здесь не было. Он обескуражено остановился. Неужели у них все уже так серьезно, что они стали уединяться? У него задрожало веко.

Он сел в тень под акацией. И он ради них должен искать, как им выжить? Ему одному это надо, их это уже не заботит? Гвоздь выпал из его руки и воткнулся в песок.

Но, господи, отчаяние и ничегонеделание — последняя и самая страшная беда, что может с ним приключиться! Он встал и подобрал с песка гвоздь, потом нашарил в сумке зажигалку.

Вытащив вколоченные им в песок колья костра, он перенес их и поперечину ближе к воде. Там же бросил охапку валежника.

Теперь надо было пробить гвоздем отверстие в верхней части судка из-под рыбы. Это самая сложная и ответственная операция. Судок очень прочный, продырявить его трудно даже имея соответствующий инструмент. Поэтому Михаил решил не торопиться и подойти к делу основательно. Он вернулся к кусту, под который бросил обломки доски, и принес их к своему новому лагерю.

Теперь нужен был камень. Очень прочный, ни в коем случае не песчаник. Даже кварц не подойдет. Поднявшись к скале, он потрогал сточенные ветрами ребра: гранит?

Да, гранит! Вырыв под скалой довольно большую яму, он достал из-под песка большой и удобный, хорошо лежащий в руке гранитный обломок.

Теперь у него есть все, что необходимо. Он пристроил судок на прибрежном валуне, положив под него обломки доски. Приставил к нужному месту гвоздь.

Так он не волновался даже когда впервые в жизни лег с женщиной. Удастся ему пробить судок — они спасены. Не удастся… Но лучше вообще ни о чем не думать.

Ему пришлось собрать все самообладание, чтобы не торопиться.

После нескольких ударов гвоздь затупился, пришлось его затачивать, потом еще раз. Наконец появилось крохотное отверстие.

Теперь это уже было делом времени. Расширив отверстие, он вымыл судок и наполнил его озерной водой. Сейчас оставалось разжечь костер, повесить над ним судок с водой, пристроить напротив пробитого им отверстия металлическую тарелку, а под ней поставить кружку.

Четверть часа спустя сконструированная им опреснительная установка начала работать. Образующийся в герметично закрытом судке пар выходил через проделанное гвоздем отверстие и конденсировался на висящей вертикально тарелке. С тарелки в стоящую под ней кружку капала вполне пригодная для питья вода.

Но все же она была еще солоноватой, поэтому Михаил, наполнив кружку, прогнал воду через свою установку еще раз. Вот теперь она уже могла утолять жажду.

Это были счастливые минуты! Победить отчаяние и безысходность — уже успех. Но он добился большего — нашел, как сделать, чтобы жизнь продолжалась и если не приносила радость, то по крайней мере указывала бы на возможность радости.

Снова наполнив кружку, он подхватил ее и, боясь расплескать, осторожно понес к их пристанищу под акацией. Хотелось немедленно поделиться удачей, рассказать, что смерть от жажды уже не угрожает им, а значит, есть прекрасный шанс все преодолеть.

Он уже забыл о своем горестном состоянии, когда не обнаружил Антона и Лизу под деревом, и готов теперь был простить их за все на свете. Ну, что ж, значит, жизни так надо. Если им суждено быть вместе, пусть будут вместе.

Антон и Лиза медленно спускались с вершины холма. Антон был мрачен. Покрывало свешивалось у него с плеча за спину и кончиком чертило по песку.

Лиза, наоборот, казалась лихорадочно возбужденной и осматривалась вокруг, словно готовясь встретить какие-то новые напасти.

Михаил бросился к ним.

— Я нашел, как добыть воду! Лиза, попробуй!

Он протянул ей еще теплую кружку. Она взяла ее, будто бокал с ядом, и осторожно отпила. Антон наблюдал за ней с видом искушенного и пресыщенного жизнью человека.

— Ну, и хорошо, — сказал он равнодушно. — Угостим ребят со спасательной станции. Они скоро будут здесь.

— Как это тебе удалось? — спросила Лиза, поднимая глаза на Михаила. — Я и представить себе не могла, что здесь можно найти воду. Где ты ее отыскал, а?

Михаил рассказал.

Оживленность вдруг исчезла с ее лица, оно приобрело выражение одновременно усталости и сосредоточенности.

— Пустые труды, — сказал Антон. — Испортил хорошую вещь, — он сел на старое место под акацию. — А вот объясни-ка мне лучше, куда могла исчезнуть лодка?

— Не знаю, — Михаил послушно — Сам не пойму. Не могла же она уплыть сама по себе. При почти полном безветрии…

— Зато я, кажется, знаю! Недалеко от берега сильное подводное течение. Достаточно оттолкнуть ее подальше и через десять минут она уже в километре отсюда, — он встал и начал ходить по песчаной площадке возле акации. — И вот представь себе ситуацию. Кто-то очень сильно желающий отличиться, сталкивает лодку с берега. Он правильно полагает, что спасатели прибудут сюда уже к вечеру. А он между тем докажет окружающим, что стоит много больше, чем думают…

— Антон, ты что несешь? — Михаил в растерянности опустил кружку, вода полилась на песок. — Какие спасатели? О том, что мы направились сюда, не знает ни одна живая душа. Лодку в любом случае прибьет к берегу. Естественно, все решат, что мы утонули, и будут искать тела вдоль побережья.

— …а если учесть, — не обращая внимания на его слова, напряженным, деревянным голосом продолжал Антон, — что незадолго до этого одна женщина резко отказала ему, когда он сделал ей предложение…

Михаил медленно опустился на песок, где стоял.

Лиза внезапно вырвала у него из руки кружку и выплеснула остатки воды Антону в лицо.

— Остынь! Такие мысли от самого себя прячут, не то, что проговаривают вслух.

Антон вытер лицо ладонью.

— Лиза, ты хорошо знаешь, что я тебе прощу все. Но зачем так меня испытывать?

— Да и надо же, в самом деле, разобраться, кто оставил нас без лодки, — сказал Михаил.

— Не знаю, дурачок ты или просто ничтожество, — Лиза сунула ему кружку. — Ты стараешься всем угодить, будто кругом виноват. Но даже если виноват…

— Без воды мы бы не продержались и двух дней, — сказал Михаил.

— Это мы уже слышали, — Лиза отошла подальше в тень. — Но вода у нас есть.

Михаил посмотрел на кружку в одной руке, на зажигалку в другой и промолчал.

Антон сел поодаль от него, бросив покрывало на песок комком, как подбитую птицу.

Лиза стояла за ними почти у самого ствола акации, словно готовая вот-вот сорваться и куда-то бежать.

В природе что-то незаметно изменилось: небо уже не было столь сияющим и ярким, как прежде, а воду местами морщила легкая рябь.

Михаил перевел взгляд на отдаленные пики гор и внезапно встал.

— Через пару часов начнется дождь, возможно, со снегом, — сказал он.

— Почему ты так думаешь? — Антон проследил за его взглядом.

— Вон смотрите, над той горой сизое облачко и под ним по склону как бы мотаются хвосты. Вскоре такими облаками затянет все небо. Я был здесь три года назад, видел, что это такое. Ночью температура будет около нуля.

Он поставил кружку на камень, рядом положил зажигалку.

— А что бы вы хотели? — он вытащил из сумки складной нож. — Это высокогорье.

Сжимая в руке нож, Михаил направился к прибрежным зарослям. Антон проследил за ним взглядом и повернулся к Лизе:

— Почему он никогда не попросит у нас помощи, никогда не посоветуется?

— Много будет пользы, если попросит? — сказала Лиза.

— Но хотя бы попробовал это сделать! — Антон поднял покрывало с песка, встряхнул его. — Нам нечего обсудить? Или через гордыню свою переступить не желает?

— При нуле градусов начинает замерзать вода, — сказала Лиза. — А на тебе только шорты, сланцы и футболка. Лучше подумай, как будешь ночевать.

— Прорвемся, — Антон махнул рукой. — Тем более что не все правда из того, что говорят чокнутые. Не такие уж будут перемены в погоде, как он накаркал.

Он бросил покрывало Лизе:

— Прикройся, начинается ветер.

Камыши у кромки берега шелестели с жестяным звуком.

Антон вышел на вершину холма. Вдали, ближе к середине озера качались волны, а чайкам на воде ветровые порывы задирали перья, и они поворачивались то туда, то сюда, чтобы держаться против ветра. Небо с южной стороны начало затягивать вуалькой перистых облаков.

Ну, и где этот мудак со спасательной станции? Договаривались, что он будет здесь в четыре. Сейчас уже пять. Может быть, посчитал, что Антон мало ему заплатил? Сто баксов за час работы — мало?

На моторной лодке от берега до острова максимум полчаса ходу. Но это если не будет шторма. В шторм сюда не пробьются ни моторка, ни катер.

Впрочем, время еще есть, еще не вечер.

Шутка была бы отличнейшая. Лодка исчезла, этот двинутый тем временем наготовил ведро воды, распределил еду на месяц, насушил сухарей из остатков хлеба, как в тюрьму. Может еще и полцентнера рыбы наловит. И тут появляется малый на моторной лодке или катере. Замечательно!

Ну, и ладно, и добро. Даже если сегодня этого деятеля со спасательной станции не будет, что, собственно, случится? Ничего, кроме небольшого приключения. Ночь перекантуются. А завтра будет день — будет решение.

Антон всмотрелся в сизую кисею, все более закрывающую берега озера.

Лизка… Любовь не продается, но можно продать доброе отношение. И она продаст, не продешевит. А он не поскупится. Не нужны ему ни ее доброе отношение, ни тем более ее любовь, но ему нужно, чтобы она взяла его деньги. И она возьмет их. Вот уже вторую неделю она здесь, рядом с ним, значит, возьмет.

Впрочем, на самом деле, ничего не случилось, кроме небольшого приключения!

Антон молодецки подпрыгнул, обламывая нижнюю ветку у растущей на северном склоне холма ели, и сбежал по склону к берегу.

Ну, так что нам подарило это замечательное озеро?

В любой ситуации можно найти приятное. Антон медленно пошел вдоль берега, осматривая прибрежную кромку. Обкатанные волнами куски коры, полиэтиленовый пакет, обломок пенопласта с засевшими в углублениях частичками бурой глины, пластиковая бутылка, валик оборванных волнами водорослей, тянущийся вдоль кромки песка… Женская заколка, неожиданная, как чья-то ладонь, коснувшаяся плеча…

Целая куча приветов с далекого берега.

Это было романтическое удовольствие — отыскивать среди принесенных озером предметов знаки незнакомой ему жизни: ветку айвы, колючку какого-то южного растения, кругляши из коры розового цвета.

Внезапно его взгляд уперся в перекладину с подвешенным на ней судком и угли костра под ними. Он остановился, насупившись и разглядывая самодельный опреснитель Михаила.

Полчаса без работы — головной ли, ручной ли — выброшенное из жизни время. Состояние труда было для Михаила привычным, ежеминутным.

“Вкалывают без отдыха и перерывов только часы, — говорил ему старинный, еще со школы приятель. — Потому что у них пружина вместо мозгов”.

Но работа для Михаила была не трудом, а наслаждением. Даже сейчас, в этой ситуации, нашлось бы время передохнуть, дать себе возможность расслабиться. Однако Михаил решил, что сделает это, когда закончит то, что необходимо завершить до темноты. И мысль о том, с каким удовлетворением он сбросит на землю последнюю ношу, была для него сладкой и волнующей.

На острове было много высохшей на корню травы, и он решил сделать из нее теплое и недоступное для ветра убежище. Он скашивал траву ножом, как серпом, и, набрав охапку, перетаскивал ее к скале. Постепенно там собралась копна в рост человека.

Те двое молча следили за ним, и он не поднимал головы, боясь встретиться с ними взглядом. Лиза все так же пугливо и словно бы ожесточенно сидела под акацией, Антон лежал на песке, положив голову на камень и греясь под неярким из-за набежавших перистых облаков солнцем.

Их пристальные взгляды нервировали, дважды Михаил оступился на ровном месте и наконец, не выдержав, бросил траву на полпути и подошел к ним.

— Солнце заходит здесь в семь часов, — сказал он. — В семь пятнадцать вы уже не различите собственную ладонь.

Антон посмотрел на солнце и повернулся на бок, подперев голову рукой.

— Сейчас шесть, — сказал он. — Где обещанные дождь и буря?

— Я хочу, чтобы ты встал и начал помогать мне, — Михаил подошел к нему ближе, едва сдерживая себя.

— Слушай, парень, — Антон встал и пересел на камень, — слушай меня внимательно. Ты считаешь, что у тебя есть по сравнению с другими какие-то дополнительные права? Например, право решать, как жить другим и что им делать?

— Это дает мне право брать на себя ответственность за других.

— Эти другие просят тебя брать ответственность за них?

— Ну, о чем ты говоришь! — Михаил вдруг заволновался. — Многие просто не осознают, что могли бы жить иначе, не так паршиво, как сейчас, — он запнулся. — Я даже не о нашей ситуации, а вообще… Слишком много разрушителей… Если человек ничего не предпринимает, чтобы изменить свою жизнь к лучшему, он уже разрушитель… — Михаил оглянулся на Лизу.

Лиза смотрела на него во все глаза, ее лицо вытянулось и стало внимательным, как у школьницы.

— Подождите-ка, — сказал Антон, вставая и вглядываясь в оловянную стынь горизонта.

Михаил обернулся к озеру. Вдали, почти на пределе видимости двигалась моторная лодка. Белые бурунчики бежали по ее бокам, временами пропадая, когда нос поднимался над водой.

— Это он! — сказал Антон.

— Кто он?

Антон, не отвечая, схватил оставленную Михаилом на камне зажигалку и бросился вверх по склону.

Михаил еще раз всмотрелся в летящую к острову лодку и кинулся за Антоном.

— Ты что, чокнулся?! Зачем ты это делаешь?!

Но Антон уже сунул руку под копну, натасканную Михаилом, чиркнул зажигалкой. Трава радостно вспыхнула, обнимая его жаром. Антон обернулся к озеру и вскинул руки, поводя ими в стороны.

— Дай сюда зажигалку! — крикнул Михаил.

— Зачем? Никто из нас не курит.

— Дай сюда!

Антон повернулся и, смеясь, бросил зажигалку в огонь.

— Теперь она нам больше не нужна!

Михаил застыл, глядя, как огонь пожирает результаты его тяжелого двухчасового труда.

В считанные минуты от копны остался только пепел, по которому время от времени пробегало слабое розоватое тление.

Лодка, шедшая прямиком к острову, внезапно сменила курс и начала разворачиваться.

— Эй ты, хрен на колесиках, куда?! — закричал Антон. — Мы здесь!

Лодка удалялась от острова.

Михаил со всех ног бросился к берегу, где днем разводил костер для выпаривания воды. Он сжег столько дров, что под горкой углей и пепла наверняка остался тлеющий огонь.

Но костер был залит водой. Михаил кинулся раскапывать мокрые угли, понимая, что все напрасно.

Они остались без огня и пресной воды.

— Я твоего костра не трогал! — крикнул Антон, когда Михаил еще только поднимался к акации. — Я не заливал его!

Михаил тяжело опустился на песок. Отчаяние и горечь сдавили ему горло так, что он ничего не мог сказать. Какого черта он принялся собирать эту траву? Надо было сначала добыть хотя бы литр-полтора воды. Как он мог так пролететь?

Теперь все казалось ему беспросветно безнадежным, он чувствовал себя маленьким уродливым карликом, неспособным сделать что-то положительное.

Мысль о том, что виноват в этой безнадежной ситуации не он, а Антон, даже не пришла ему в голову.

— Какая разница, заливал, не заливал, — сказал он как о чем-то совершенно постороннем, не имеющем к ним никакого отношения.

— Ну что, ребята, — сказала Лиза, — у вас нет не только огня и воды, но нет и никакого укрытия от холода.

— А у вас? — устало отозвался Михаил, не оборачиваясь.

Небо мутнело. Солнце плавало в полупрозрачном тумане облаков, как размытое тусклое пятно, а над вершинами гор клубилась, все больше сползая вниз, густая серая масса. Из этой клубящейся массы летели по склонам неровные ленты. Там сыпал снег.

— Кто этот человек, кого ты ждешь? — спросила Лиза Антона.

— Теперь уже никого не жду, — помедлив, ответил Антон. — Он должен был доставить нас к берегу на буксире. Парень со спасательной станции. Но теперь уже никого не жду.

— Штормит, — Михаил показал рукой вдаль. — Барашки. Скоро на озере будут такие волны, что все катера встанут на прикол. Такая непогода длится здесь три-четыре дня.

— Три-четыре дня?! — воскликнул Антон. — Это у тебя такие шутки?

Михаил не ответил.

— Так, — сказал Антон, ни на кого не глядя. — Я костра не заливал. Кто же это сделал?

— Тот же, кто оттолкнул от берега лодку, — отозвалась Лиза.

— Почему ты думаешь, именно я?! — резко повернулся к ней Антон.

— А чего ты так вскинулся? — сказала Лиза.

Порыв ветра с шумом начал трепать кроны деревьев. Михаил встревоженно поднял голову. Солнце опускалось к горам, мутная пелена почти закрыла его.

— Вот был бы мобильник, можно было бы попробовать хотя бы наугад связаться с кем-нибудь, — Антон виновато посмотрел на Михаила. — Ты же в свое время поставлял эти штучки в какой-то магазин. Но я никогда не видел у тебя сотового. Почему не пользуешься?

Михаил махнул рукой.

— Баловство для домохозяек. Я поставлял не мобильники, а транкинговые радиостанции. И не в магазин, а фирмам-операторам. Но теперь этим не занимаюсь. У меня есть разработка малогабаритного радиоприемника.

— У тебя?! — Антон произнес это так, словно ему рассказали о жирафе, пасущемся на Среднерусской возвышенности.

— Пока что опытная партия. Серию запустим, когда завод пластмасс изготовит нам корпуса. Если, конечно … — Михаил не договорил и замолчал.

— Филиал какой-нибудь инофирмы в Пятом Банном переулке? — спросил Антон. — Будете косить под Сименс?

— Я же сказал: собственная разработка.

— Инофирмы делают хуже?

— Не хуже, но стоит их удовольствие значительно дороже. Причем и по качеству ничего особого. Никаких преимуществ, кроме дизайна. Вот это мы и должны подтянуть.

— Пролетишь, — сказал Антон, как говорят о несомненном деле. — Маленькая лаборатория собралась конкурировать с концернами Германии, Штатов…

— Эти концерны тоже были когда-то маленькими лабораториями, — возразил Михаил. — И я не помню, чтобы когда-нибудь пролетал. Хотя чего нельзя исключить, того нельзя исключить. Если кто-то из партнеров запорет работу, спалит нам все дело…

Антон помрачнел.

— На меня намекаешь?

— Антон, какие намеки?— сказал Михаил, поднимаясь. — Чего сейчас об этом?

Самым трудным было подавить злость. У них могло быть все, что нужно: почти неограниченное количество пресной воды, теплое и просторное убежище из просушенной солнцем травы, огонь, разведенный в нише под скалой. Вместо этого они имеют много меньше, чем было еще два часа назад. У них почти ничего нет, чтобы выжить. Не думать об этом давалось Михаилу лишь огромным усилием. Но позволить себе постоянно помнить о том, что они потеряли, значило окончательно разрушить все, прежде всего надежду и волю начать работу снова.

Он спустился к берегу и подобрал одну из половинок доски, откуда вытащил гвоздь. Обломок был достаточно широким и годился, чтобы сделать из него подобие лопаты. Михаил на скорую руку обстругал его и направился к скале.

Ниша, где он раньше предполагал развести огонь, уходила далеко под скалу. Орудуя своей импровизированной лопатой, он ожесточенно принялся расширять ее и углублять дно.

Время уходило. Солнца уже не виделось совсем — его скрыла желтовато-серая завесь. Над горами медленно, как сгустки какого-то неземного первовещества, вращались снежные заряды, на глазах покрывая скалы мощным белым слоем.

Но следить за переменами погоды времени не было. Михаил продолжал работать. Собственно, этот неимоверный, на пределе труд, борьба с неверием в то, что удастся достичь результата, яростное сражение с неподатливым материалом, преодоление странных, непостижимых обстоятельств — было именно то, чем занимался Михаил и в другой своей жизни, до острова. Год назад проект нового радиоприемника, в том числе дизайн, уже был готов, уже были нарезаны диски, чтобы с них распечатать дизайнерское решение в цвете, когда пожар уничтожил лабораторию. Радио, которое он не просто видел на экране компьютера, он его осязал, чувствовал, слышал, это радио исчезло в один миг. Говорили, что пожар устроили подкупленные кем-то бомжи, что это сделал один из сотрудников, подосланный конкурирующей фирмой, но не сумевший получить данных о приемнике. Многое чего говорили. Все это было неважно. Детище, любимое детище Михаила погибло, и какое имело значение все остальное?

Он приходил в себя месяц. Он потерял месяц жизни. Но с тех пор сказал себе, что если даже весь город взлетит на воздух, а он каким-то чудом останется жив, то не позволит себе ни минуты расслабленности и будет продолжать идти к цели.

Разница между той и этой жизнью была лишь в том, что сейчас речь шла о возможности самого физического существования и счет был на часы. Смерть от переохлаждения наступит быстрее, чем от жажды, значительно быстрее.

Он выкопал под скалой нечто вроде норы — назвать это пещерой язык бы не повернулся. Ее дно было холодным и влажным. Михаил натаскал с пляжа сухого, еще теплого песка и рассыпал его в своем убежище толстым слоем. Потом наломал сучьев и сложил их рядом с входом.

Внутри, под скалой, был ледяной холод. Без травы не обойтись никак. Схватив нож, он бросился к восточному, не столь крутому склону холма, где травяной покров был особенно густым.

Ковыляя к скале с очередной охапкой — сланцы плохая защита от камней, дважды успел разбить пальцы на ногах, — он заметил в стороне бредущую вдоль берега Лизу.

Черт, что она там делает? Чем они вообще с Антоном занимаются? Он на мгновение повернул голову к акации. Антон сидел под деревом, прислонившись спиной к жесткой коре.

Ну, теперь он будет там сидеть, пока трижды не пригласишь его прийти и согреться в укрытии. Антон, в сущности, неплохой парень, когда им не руководит его левая пятка. А она руководит им почти всегда. “Ничего не получится”, “даст бог, пронесет”, “я это я, а они это они”, “работа не приносит денег” и “ура, мы победили” — все она, пятка.

Бросив охапку возле скалы, Михаил поднялся к вершине холма. Лиза шла по краю прибоя, волны порой заливали ей ноги почти до колен, но она, казалось, ничего не замечала. Полы ее короткого халата трепал ветер, распущенные волосы отбрасывало в сторону, и вся она на фоне громадных волн походила на маленькую потерявшуюся девочку, несчастную в своем одиночестве.

Михаилу перехватило дыхание от любви и внезапной жалости.

По ночам здесь было густо-синее, глубокое небо, все в сверкающих капельках и серебряных искрах. Никогда Лиза не видела столько звезд. Небо звенело от миллиардов натянутых между ними струн, а из самого центра небосвода текла ясная холодная свежесть, наполняющая несбыточными мечтами и странными воспоминаниями о том, чего не было и не могло быть.

Впервые в своей жизни Лиза увидела Млечный Путь. Странным казалось, что эти серебристые скопления всего лишь спицы и обод гигантского колеса галактики и уж совсем непостижимым — что Земля меньше любой их этих сияющих песчинок.

Но все это было прежними ночами. Сегодня землю накрыло мутно-серым покрывалом, и на закруглениях несущихся по озеру волн отражалось только что-то тусклое, размытое, неопределенное.

Сильно похолодало. Солнца уже давно не было, а ветер с предгорий обдавал снежным дыханием. Но Лиза не замечала ни стужи, ни ветровых порывов. Временами она не понимала даже, где вообще находится. Это состояние, когда она вдруг оказывалась как бы вне времени и пространства, повторялось теперь постоянно и тем чаще, чем больше времени проходило после гибели мужа. Это не было уже состоянием болезни или преходящего, минутного умопомрачения. Это стало ее новой жизнью, константой ее души. Санаторий, грязевые ванны и другие процедуры — ничего не помогало.

Да, собственно, она и не хотела, чтобы помогло. Она приехала сюда совсем с другими целями.

Господи, если бы она не осознавала, что больна! Верней, не так: что она здорова, а все вокруг больны.

Леша — единственный свет, идущий из прошлого. Как хотела она сохранить этот свет чистым, ясным и холодным! Но он обжигает ее все больнее, он превратился в пламя, в огонь, пожирающий ее самое.

Она знает, как это сделать, только бы хватило сил!

Бредя по колено в воде, Лиза миновала место, где они высадились, прошла за северо-восточный мыс и вдоль прямой, как линейка, прибрежной кромки направилась к западной оконечности острова.

Здесь было тише, побережье от ветра закрывала рощица из каких-то незнакомых ей низкорослых и с кривыми сучьями деревьев. Песчаный пляж в этом месте обрывался, в озеро уходила гряда высоко выступающих над водой камней. Между этими камнями и берегом была тихая, уютная бухточка, где даже сейчас, при этом ветрище, вода оставалась спокойной.

Лиза несколько секунд стояла, будто приклеенная, потом бросилась напрямую через холм к акации, где остался Антон.

Антон сидел завернувшись в покрывало с головы до ног.

Увидев Лизу, он сдернул его с себя и накрыл ей плечи:

— Лиза, еще не хватает, чтобы ты простудилась!

Она молча села на песок, до сих пор хранящий тепло солнца. Ее трясло, кровавая повязка и следы сапог стояли в памяти, как кошмарное сновидение.

Антон устроился рядом.

Было уже совсем темно. Синевато светившиеся даже по ночам горы сегодня скрылись из глаз. Волны накатывали на берег с ритмичностью и шумом гигантского фрезерного станка.

— Я попрошу, чтобы Мишка приготовил место и для тебя, — Антон поднялся.

— Ты не хочешь, чтобы я уходил?

— Не хочу.

Антон снова сел, прижимаясь к ней, и она не отодвинулась. Теперь им было немного теплее, чем прежде.

— Почему ты ему не поможешь? — спросила Лиза.

Антон ответил не сразу.

— По одной небольшой причине, — сказал наконец. — Получается, что я кругом перед ним виноват. Даже в том, что предложил ему поехать сюда, в этот санаторий.

— Но виновата прежде всего я! — быстро проговорила Лиза. — Пикник — моя идея. Если бы не я, вы не оказались бы в такой ситуации.

— Значит, проведешь здесь ночь в интеллигентских рефлексиях, покрываясь льдом?

— Ну, интеллигент из меня…

— А помнишь, — сказала Лиза, — я училась уже на четвертом курсе, а вы трое еще на втором…

— Не помню, — сказал Антон. — Ты была для нас кем-то вроде крутой дамы, отсидевшей за идею, и что я могу о тебе, тогдашней, помнить? Сексуальная леди, но страшно неприступная.

— Речь не обо мне, а о вас. Леша мне потом рассказывал об этом случае. Вы поехали на Соколиные утесы. И на привале заспорили, кто Леше друг, а кто нет. Помнишь?

Антон неохотно кивнул.

— Михаил залез на скалу и свесился с нее, держась руками за кромку. А ты тут же пристроился рядом — кто дольше продержится.

— Ну, это мы не себя испытывали, а Алексея, — быстро сказал Антон.

— И что? — спросила Лиза. — Чем кончилось дело? Скала была высотой около тридцати метров, с девятиэтажный дом. А руки немеют уже через пять минут.

— Если знаешь, зачем спрашиваешь? — Антон яростно ковырял прутиком песок.

— А как бы ты поступил в этой ситуации на месте Алексея?

— Только не так, как он.

— Да? — удивленно сказала Лиза.

— Он ведь что сделал? Он тоже свесился со скалы. Повисли три мудака, не знаю, зачем. Дружбу свою друг другу доказывали. Дружба у нас была…

— Надо было позволить вам сорваться?

— Надо было вытащить сначала одного, потом другого.

Оба замолчали, слушая, как на берег с грохотом накатывает прибой. В темноте над водой мелькнула чайка, летящая с западной стороны, оттуда, где Лиза видела следы. Она вздрогнула и проследила за ней взглядом

— И как, по-твоему, если бы ваш эксперимент продолжался достаточно долго, кто сорвался бы первым?

— Мишка, — сказал Антон. — Сорвался бы он. Он физически послабее нас.

Лиза оглянулась на скалу, под которой продолжал работать Михаил, словно не хотела, чтобы он подслушал их разговор.

— Мне надо отойти ненадолго, — вдруг сказала она.

— Ты ведь только что уходила, — Антон посмотрел на нее. — Я провожу тебя.

— Нет! — резко возразила она. — Я пойду одна.

— Лиза, мы не знаем, какие опасности могут тут подстерегать!

— Я пойду одна!

Лиза, нащупывая ногами дорогу, вышла на западный склон холма. Растительность здесь была плотнее, чем на востоке — кустарники и пугающие в темноте своими корявыми очертаниями деревья покрывали почти всю западную оконечность острова.

Все внутри Лизы замерло, натянулось, будто в ожидании какого-то неведомого ей, но страшного наказания. Однако она продолжала продвигаться вперед. Состояние отстраненности, некоего душевного забытья заглушало страх, нейтрализовало инстинкт самосохранения.

Значит, на острове появился еще кто-то? Или же он был здесь с самого начала? Кто этот человек?

Кем бы он ни был, но его присутствие было опасно прежде всего для нее самой, он разбивал все ее планы, все, что она задумала.

Озеро грохотало о камни. Ветровые порывы добирались и сюда. Теперь уже нигде не оставалось спокойного уголка, разве что под скалой. Лиза прошла к береговой кромке. Окровавленная повязка лежала все там же, но теперь она была наполовину занесена песком, который натащили к ней волны. Следы, размытые у кромки воды, дальше виднелись отчетливо, а еще дальше, на сухом песке, пропадали.

Лиза остановилась, оглядываясь и стараясь успокоиться. Но взбаламученное сознание отказывалось воспринимать окружающее в его реальности. В темноте над волнами качался сиренево-желтый мираж — корпус санатория и спасательная вышка, которых и в ясную погоду с этой точки острова нельзя было увидеть.

Стряхивая наваждение, она забрела в озеро и плеснула себе в лицо воды. С резкой ясностью обозначились летящие на нее огромные лиловые волны. Одна из них захлестнула ее выше колен и, откатываясь, с силой потянула за собой. Лиза, повернувшись, бросилась к берегу.

Нигде не виделось ни лодки, ни плота, ни какого-то другого плавательного средства.

Каким образом этот человек мог попасть на остров? Что ему здесь нужно? По всему видно, он ранен, перевязал рану, но повязка свалилась, когда он шел к кустарнику.

Теперь, когда Лиза вернула себе способность думать связно, на нее накатил страх. Если этот человек нападет на нее, она не то что не сможет защититься — она не сумеет даже позвать на помощь. Из-за шума прибоя и свиста ветра ничего не слышно уже в десяти метрах.

Но она не может доверить свою тайну ни Антону, ни Михаилу. Прежде всего ей нужно убедиться, что на острове, кроме них троих, действительно есть еще люди. Или же никого нет, а следы и окровавленный бинт остались от кого-то, кто высаживался здесь еще до их появления. А может быть, это и не бинт, а только брошенная кем-то тряпка. Нервы у нее в таком состоянии, что почудится все, что угодно. Только удостоверившись в том, другом или третьем, она примет решение, как поступить дальше.

Дыша, как в обмороке, и не ощущая своего тела, Лиза пошла в том направлении, куда вели следы. Вскоре они превратились в бесформенные углубления, потом, на камнях, исчезли совсем. Здесь начинался низкорослый, метра в полтора высотой, кустарник.

Лиза остановилась, вслушиваясь. Сзади нее с оглушительным шорохом — будто по песку рывками тащили гигантскую платформу — шумел прибой, а спереди, от кустарника, текла глухая пещерная тишина.

Протиснувшись меж двух кустов, Лиза оказалась на небольшой каменистой площадке, со всех сторон плотно окруженной кустарником.

Голову ей обжало холодом: посреди площадки на животе недвижно лежал человек в резиновых сапогах.

Она остановилась, разглядывая его. Это был рослый мужчина, широкоплечий и с сильными ногами — даже бесформенная одежда не могла скрыть его мощного телосложения.

Вдруг ей показалось, что он пошевелился и собирается встать. Обмерев от ужаса, она сделала шаг назад и почувствовала, что больше не может сделать ни одного движения.

Холод в это убежище придет не сверху, он придет снизу, от земли. Травы, которую Михаил вновь натаскал, было слишком мало, чтобы сделать достаточно теплую подстилку. Можно быстро выстелить дно, если использовать камыш. Но камыш не годится — он растет у воды и никогда не бывает по-настоящему сухим. Не годятся и листья деревьев — тоже слишком влажные и, значит, не согревающие, а скорей, отнимающие тепло.

Уже загородив было вход в свою нору ветками, Михаил опять направился резать жесткие травяные стебли.

Его покачивало от усталости, и все сильнее донимала жажда — работая, он вспотел и потерял много воды. Но близость холода, ледяного холода гор вновь и вновь заставляла передвигать превратившиеся в деревянные обрубки ноги. Практически раздетые, без огня — что они могут противопоставить тискам холода? Его пещера была единственным шансом на спасение.

Несколько раз он останавливался, глядя в ту сторону, где сидел Антон. Надо пойти и ударить этого разгильдяя. Просто ударить, ничего не объясняя, привести в чувство, чтобы тоже шел работать.

Что-то доказывать, в чем-то убеждать Михаил был не в состоянии, у него и аргументов не нашлось бы никаких, кроме крика. Но если он ударит и закричит — как всегда в таких случаях яростно и одними междометиями, — это будет воспринято как попытка наказать за то, что Антон оставил их без огня.

И Михаил шел продолжать свою работу.

Он выстелил дно пещеры полуметровым слоем, плотно загородил вход ветками, оставив небольшой лаз, и опустился на холодный камень рядом со скалой. Привалившись спиной к скале, он на секунду закрыл глаза, чтобы выключить из сознания окружающее. Правда, в этом не было необходимости — и с открытыми глазами он не видел ничего, кроме качающихся перед ним более темных или более светлых полос полумрака.

Водная толща озера била в тело острова всей своей гигантской массой. Казалось, справа, оттуда, где над берегом выступали камни, после каждого удара шла дрожь и передавалась скале, у которой сидел Михаил.

А ведь он должен был предусмотреть, что все может сложиться именно так, как сложилось. Плыть сюда столько времени и потом обнаружить, что у них практически не осталось воды! Не захватить с собой теплой одежды и обуви!

Так поступают в России… Да, так поступают в России, но он не должен был этого допускать. Он просто потерял голову. Когда Антон сказал, что Лиза хотела бы побывать на этом острове, он больше ни о чем не мог думать, как о том, почему она пригласила и его, Михаила. Он хорошо понимал, что она пригласила его на пикник лишь в противовес Антону или, хуже того, в дополнение, и это было невыносимо. Тем не менее, он потерял голову уже от одного того, что она его пригласила.

А теперь он должен выбиваться из сил, чтобы спасти их от смерти.

Михаил не спрашивал себя, почему он должен спасать от гибели Антона и Лизу, хотя сами они и не пытаются что-то для этого предпринять. Он просто должен был это делать. Когда задают себе такие вопросы, это уже слабость. Слабость — последнее, что Михаил может позволить себе в этой ситуации.

Но были две странных вещи, которые Михаил даже не пытался себе объяснить: исчезновение лодки и залитый водой костер. Не пытался потому, что тогда возникли бы подозрения в нечистоплотном поведении или Антона, или Лизы. Он не имел права подозревать Антона, потому что Антон был его другом. Тем более он не имел права подозревать Лизу.

Да просто и не было никакого объяснения, почему они могли так поступить. В таких поступках вообще не было смысла!

Когда Михаил встал с камня, ноги едва держали его. Преодолевая одеревенелость мышц, он несколько раз кое-как присел, потом направился вниз, к акации.

Антон сидел здесь один, Лизы не было, и это испугало и озадачило Михаила.

— Где Лиза? — он остановился рядом с Антоном.

Антон вяло махнул рукой.

— Зачем ты отпустил ее?! — Михаил почувствовал, что ярость, которой он всегда так страшился, опять рвется из него.

— А что может с ней случиться хуже того, что с нами уже случилось?

— Ну, вот и не возникай. Чего ты меня пугаешь? Ты нас с полудня пугаешь. И что? Что, собственно, произошло? Мы окоченели от холода, умерли от жажды? Вот прижмет, тогда и будем бояться. Если прижмет.

— Антон, ей достаточно подвернуть ногу, и она до утра не сумеет сюда добраться.

— Ну, так давай поищем ее.

— Ты знаешь, куда она пошла?

— Она и сама этого не знает.

Михаил, стараясь успокоить себя, схватился рукой за ветку и со всех сил рванул ее вниз, срывая листья и обдирая кору.

— Ты не должен был отпускать ее, не выяснив, куда она направилась.

— Садись, — миролюбиво сказал Антон, хлопнув рукой рядом с собой. — Я тут наломал веток. Пристраивай свою жопень.

Михаил медленно опустился на ветки.

— Если она для тебя что-то значит…

— Она для меня кое-что значит, — прервал его Антон. — Но я для нее ничего не значу.

— Ошибаешься.

Антон повернулся к Михаилу так, что едва не упал.

— Миха, такие смехуечки я не принимаю.

— Она здесь исключительно ради тебя, — сказал Михаил. — То, что она появилась в санатории — не случайно. Где-то с полмесяца назад я сказал ей, что мы будем здесь в конце августа. Она тотчас купила путевку на тот же срок.

— Не может этого быть! — Антон вскочил на ноги. — Впрочем… Как там у Пушкина: “Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад”? Если это действительно так… Почему ты раньше не сказал мне, как она здесь появилась? — он запнулся. — Ну, да, понимаю. Я бы на твоем месте тоже не сказал.

— А ты не спросишь, почему я говорю это тебе сейчас? — сказал Михаил.

Глаза Антона блеснули в полутьме, подсвеченные неровным мерцанием бушующего озера.

— А мне важно об этом знать?

Михаил пожал плечами.

— Прошло полтора года, как он погиб, — сказал Антон.

— Да, полтора года.

— И вот она здесь.

— Да, она здесь, — опять повторил Михаил.

Ветер раскачивал деревья, словно в последнем усилии вырвать их и унести с собой, листья устилали песок сплошным слоем. Между мощными накатами волн слышался лепет и веселые всплески, словно кто-то невидимый играл в бушующей воде.

— Я попробую найти ее, — сказал Михаил, вставая. — Очень тебя прошу, оставайся на месте, не отходи отсюда ни на шаг. Я очень тебя прошу.

Антон взмахнул руками, разводя их в стороны: мол, как скажешь.

Михаил исчез в темноте.

Лишь после его ухода Антон почувствовал, что становится по-настоящему холодно. Ветер был сырой, дышал предзимней слякотью.

Итак, Лиза появилась в санатории потому, что здесь появились они. Мишке можно верить, как самому себе — этот трахнутый пыльным мешком не врет даже в мелочах.

Ну, Лиза, какую игру ты ведешь? Чего ты хочешь, какой компенсации? Небольшие деньги для тебя ничего не значат. Но если ты сюда приехала, выходит, есть какая-то сумма, начиная с которой можно вести разговор? Так надо ее назвать.

Ее зарплата за сто пятьдесят лет работы!

На лицо ему упала холодная капля, затем другая. Антон вытянул руку. Кажется, начинается дождь.

Летящие на него капли были обжигающе ледяными. Он вскочил.

Все, о чем он сейчас думал, может иметь значение, если только они не замерзнут здесь и доберутся до берега!

Кто-то же должен отвечать за то, что спасатели не делают свою работу? Он заплатил этому полусонному бугаю на спасательной станции, но мог и не заплатить — в любом случае тот знает, что они здесь, на острове. Почему он не сообщил, куда надо, а если сообщил, почему соответствующие службы не работают?

— Суки! — закричал он, повернувшись к озеру и напрягаясь так, что обнесло голову. — Кто-то будет делать свое дело в этой сраной стране?!

Из тьмы летели на него мощные волновые накаты: “Ш-шух-х, ш-шух-х, ш-шух-х…

Антон прижался к шершавому стволу акации, вглядываясь в темень.

“Ш-шух-х, ш-шух-х, ш-шух-х…” — шло от берега.

Как вообще могло случиться, что он поехал в этот беспонтовый санаторий? Как могло произойти, что он оказался на этом острове? Все Мишка: горный воздух, нетронутая природа, вода такая прозрачная, что ее как бы и нет совсем…

Все так, все прекрасно, но вот они оказались здесь перед угрозой смерти.

Куда могла пропасть лодка?

А ведь об ее исчезновении тоже сообщил Мишка!

Как он раньше об этом не подумал? Мишка затащил его в этот поселок, а перед этим сообщил Лизе, что они будут здесь… Зачем, с какой целью?

Антон выбежал из-под акации на открытый воздух, словно надеялся там немедленно найти ответы на все свои вопросы.

Начавшийся было дождь так же внезапно прекратился. Ветер был пронизывающим, плотно припечатывал свои холодные ладони к телу Антона.

Антон сбежал по склону к берегу и направился к тому месту, где, по его предположению, они причалили. Ветер метался в прибрежных камышах, как ополоумевший, бросал на них сорванные с волн брызги.

Волны выкатывались метра на два дальше песчаной кромки, которая была при спокойной воде. Чтобы не вымочить ноги, Антону приходилось огибать кустарник, брести по камням.

Миновав небольшой мыс, он вышел к бухточке, где они оставили лодку. Вот при такой волне ее бы точно смыло. Но днем был штиль. Куда она могла исчезнуть? Не иначе этот деятель затащил ее в кусты, а теперь разыгрывает спектакль.

Понимая, что все, о чем он думает, — дурь и нелепость, Антон тем не менее продолжал накручивать свои предположения. Они, эти предположения, успокаивали, они, окажись реальностью, решили бы все проблемы. Если лодка всего лишь где-то спрятана, есть возможность добраться до берега, прежде чем они окоченеют от холода и прежде чем этот мудак со спасательной станции наконец протрезвеет. Наверняка он просто пропивает те деньги, которые дал ему Антон.

Прерывистое свечение волн пробивало сплошную темень на какой-то десяток метров вглубь берега. Антон вскоре потерял все ориентиры, кроме прибоя, и не понимал, сколько прошел и где сейчас находится. Скорее всего место, где они причалили, он уже давно миновал.

Впереди показался лежащий на берегу большой камень. Он решил дойти до этого камня и повернуть назад.

Камень был странно правильных форм. Стараясь побыстрее разглядеть, что это такое, Антон ускорил шаг.

Это была фанерная лодка!

Она лежала на песке вверх килем в метре от прибоя. В ее днище, ближе к носу зияла огромная дыра.

Поначалу Михаил решил двинуться вдоль береговой кромки. Ни один человек, окажись он ночью у воды, не станет удаляться от берега. Берег — лучший ориентир, он подскажет дорогу всегда.

Но это — обычный человек. А Лиза? Она живет не инстинктами самосохранения и даже не тем, что называют сердцем и душой. Ею руководят какие-то одной только ей понятные озарения, какие-то недоступные другим смыслы. Не будет ничего удивительного, если она сейчас взобралась на скалу и всматривается в темень, надеясь разглядеть то, что ей привиделось внутри себя, внутри своего сознания.

Михаилу ясно было, что она что-то задумала, приехав вслед за ними в санаторий, а потом предложив побывать на этом острове. Но что именно — не находилось никакого объяснения. Может быть, она и сама еще ни в чем до конца не уверена. Потому и мечется, потому и убегает постоянно от них то в один конец острова, то в другой.

В конце концов он отказался от мысли идти вдоль берега — остров хоть и невелик, а обойти его по прибрежной кромке и часа не хватит. Главное же — он был в этом почти уверен — Лиза направилась куда-то в глубину острова, где, может быть, еще ни разу не бывала.

Михаил поднялся по склону холма, вышел к скале, у подножия которой — с другой ее стороны — выкопал убежище. Из глубин озера, колеблемое волнами, шло тускловато-серебристое свечение, словно привычное для этих мест безоблачное ночное небо переместилось сегодня на дно и звезды пробивались через толщу воды. Ветер выл, свистел, стонал, кроны деревьев безжалостно гнуло то в одну сторону, то в другую, по временам они освобожденно выпрямлялись на одну-две секунды и опять клонились к земле.

Внезапный, как стайка нездешних птиц, пролетел редкий холодный дождь, и Михаил вздрогнул: его ледяные уколы напомнили, что худшее впереди. Ночью ветер на пару часов стихнет, облака разойдутся и через это окошко опустится на землю почти зимняя стынь. Потом небеса опять закроет тучами, но этот ледяной холод уже не уйдет, останется.

Что будет с Лизой, если она не найдет дорогу назад? А в этой темени сложно не заблудиться даже на таком крохотном островке. Босиком — даже босоножки оставила под акацией, — раздетая, без головного убора и защиты от осадков…В этом она вся — если что-то вошло в голову, о себе забывает начисто.

Михаил остановился, лихорадочно обдумывая, куда она могла пойти. Она предложила им отправиться сюда втроем, но все время ищет одиночества. Сознание постоянно выводит ее за пределы реальности, но она все же не может не страдать от холода.

Значит, какое-то укрытие в удалении от берега? Михаил бросился в гущу кустарников на западном склоне холма. Колючки расцарапывали ему кожу, ноги проваливались в сухие русла, оставшиеся от дождевых ручьев, в темноте он все время сбивался с пути и оказывался на пустынных песчаных площадках. Через сотню метров кустарник кончился, он вышел к западной оконечности острова. Слева был голый песчаный пляж, справа в воду уходила гряда камней и волны, с яростью вонзаясь в нее, грохотали и поднимали вверх белые фонтаны, разбиваемые ветром в бисер.

Михаил опять встал, озираясь. Не было и намека на то, что здесь кто-то может быть, кроме него.

Он повернул влево, к песчаному пляжу, намереваясь пройти рощицей, которой сейчас не было видно, но которая, он знал, тянулась здесь почти до берега.

Это была Лиза. Она стояла под кривым низкорослым деревом, глядя на Михаила застывшими глазами.

— Лиза!

— Ах, это ты! — она опустилась на землю и закрыла лицо руками.

— Что с тобой, Лиза?!

Михаил кинулся к ней, обнял.

— Мне показалось, что на острове еще кто-то есть, кроме нас троих, — сказала она еле слышно. — Но я ошиблась.

Ее плечи тряслись то ли от холода, то ли от сдерживаемых рыданий.

— Лиза, идем! — Михаил поднял ее на ноги. — Нам нельзя оставаться на открытом воздухе. Скоро начнется дождь. Если вымокнем, до утра нам не дотянуть.

Он потянул ее за руку, и она, беспрестанно оглядываясь, пошла за ним.

— А где Антон? — первое, что спросила Лиза, когда они выбрели наконец на площадку под акацией.

Михаил молча опустился на кучку веток, туда же, где сидел до этого.

— Тебя это волнует прежде всего? — спросил он.

— Да, меня это волнует! — Лиза встала напротив него, словно для решительного объяснения. — Я сожгла у него десять тысяч рублей и знаю, что он готов предложить мне в десять раз больше. Как, по-твоему, зачем он хочет мне их предложить?

— Ну, ясно же зачем! — усмехнулся Михаил.

— Да ничего тебе не ясно! — в сердцах сказала Лиза. — Что может быть ясно мужланам?

— Чтобы ты простила его — вот зачем! — выпалил Михаил.

Лизу будто ударило током.

Михаил, вскочив, схватил ее за руку.

— Лиза, пожалуйста, забудь, что я сказал! Я не хотел говорить этого. Но неужели ты подумала, что я могу смотреть на тебя как на проститутку, которая отдастся тому, кто больше заплатит?!

Лиза отодвинулась от него, глядя в темень, туда, где с шумом падающих камней накатывались волны.

Высоко над ними клубились темные, непрозрачные облака, но как будто они становились светлее, и Михаил с тревогой оглядел непрестанно меняющееся небо.

— Что ты делала там, у рощицы, на западном склоне? — спросил он. — Днем я прошел там минимум пять раз и не нашел ничего, что могло бы нас заинтересовать.

— Да, — ответила Лиза. — Там ничего нет. Ничего интересного.

Михаил опять оглядел закрытый тучами горизонт.

— Вон там, под скалой я приготовил укрытие, достаточно прочное и надежное, — сказал он. — Но мы не можем пойти туда без Антона. Сам он ни за что не придет.

— Да, — отозвалась Лиза. — Мы должны найти его.

— Ведь я же просил его никуда не уходить! — воскликнул Михаил. — Я два раза повторил это.

— Я думаю, он тоже отправился искать тебя, — сказал Михаил.

— Может быть. Но он скорее всего ищет меня там, где мы оставили лодку. А там нет ни меня, ни лодки.

Михаил посмотрел на нее, и в неровном качающемся полумраке ему показалось, что на ее лице вдруг мелькнула нервная улыбка.

— А ты никуда не уйдешь, если я попрошу тебя оставаться на месте? — спросил он.

Лиза опять усмехнулась и ничего не ответила.

— Ну, так я пошел? — полувопросительно сказал Михаил. — Или я его найду, или мы сегодня вместе не соберемся.

— А вот он! — кивнула Лиза вбок. — Он, может быть, никуда и не уходил.

Антон вышел из темноты, держа в руках охапку обкатанных волнами палок и дощечек.

— Я нашел лодку! — крикнул он еще издалека.

Антон бросил свой груз на песок.

— У нее выбито дно, но мы заколотим дыру досками. И замажем глиной.

— Чем, чем заколотим? — Михаил с изумлением разглядывал груду принесенных им дров.

— У меня есть гвозди! — Антон вытащил из кармана шортов несколько изъеденных ржавчиной железных обломков.

— Покажи.

Антон положил ему в раскрытую ладонь то, что он назвал гвоздями.

Михаил, размахнувшись, с силой бросил их в озеро.

Антон вздрогнул, поморщился, но промолчал и отошел в сторону.

— А что, здесь может быть какая-то другая?

— Откуда она взялась?

— Идемте, — сказал Михаил. — Разберемся утром. Сейчас надо устраиваться на ночь. Если мы не хотим еще до рассвета превратиться в двух спящих красавцев и одну спящую красавицу.

Антон молча сел на песок, глядя в темноту.

— Тогда и я остаюсь! — сказал Михаил.

Акация над ними шумела протяжно и глухо, ветер дул теперь ровнее, не рвал ветви, как прежде.

Антон медленно поднялся и пошагал наверх, к пещере. Михаил и Лиза направились за ним.

У входа, чуть в стороне, лежал небольшой щит из переплетенных сучьев, а рядом кусок полиэтиленовой пленки, которую они на всякий случай купили в поселковом магазине. Лиза подняла его, встряхнула.

— Это надо постелить под себя, чтобы не шла сырость от земли.

Михаил без объяснений мягко отнял у нее пленку и уложил на старое место, в небольшое углубление, аккуратно разровняв ее.

— Будем меняться местами, если станет сыро и холодно, — сказал он.

В пещере было тесно от набитой туда травы. Дрожа всей кожей, еле живые от усталости, они легли на нее вповалку. Михаил закрыл вход щитом из сучьев.

Сухая жесткая трава впивалась в кожу, от стен и свода тянуло погребной стынью. В пещере было немногим теплее, чем снаружи. Особенно мерзли ноги. Казалось, с каждой минутой они все больше превращаются в прихваченные заморозком кочерыжки.

— Антон, — сказал наконец Михаил, — сделаем так. Я ложусь головой к входу и засовываю ноги тебе под мышки. Ты прячешь свои ноги под мышками у меня. Лиза ложится на нас и накрывается покрывалом.

Они повиновались беспрекословно. Лиза легла головой к Антону, и Михаил обхватил руками ее ледяные ступни.

Полчаса спустя ноги начали отходить, стало немного легче.

— Так делают альпинисты, когда пережидают пургу на большой высоте, — сказал Михаил и обвел языком сухие губы — говорить было трудно. — Теперь давайте постараемся заснуть. Хотя бы задремать.

Мышцы от неподвижности задеревенели, но они боялись шевельнуться, будто тепло от неосторожного телодвижения могло улететь, как вспугнутая птица. Только Лиза временами вздрагивала всем телом, словно от кошмарных сновидений.

Снаружи послышался неясный шорох.

— Что это?! — Антон приподнял голову.

— Дождь, — прислушавшись, сказал Михаил.

Дождевые капли падали все гуще. Потом дождь начал бить по листьям и камням с силой, ровно и мощно.

Это были самые лучшие, самые сладкие звуки, какие только доводилось слышать Михаилу. Еще немного, и полиэтиленовая пленка, которой он выстлал дно специально выкопанной им ямы, наполнится водой. Нужно лишь подождать каких-то полчаса, и они будут обеспечены водой по крайней мере на сутки.

Жажда, от которой во рту у него все разбухло, казалось, отступила от одного только сознания, что скоро он утолит ее. Дождь шумел и шумел, убаюкивая, усыпляя. Все трое затихли, слушая, как вдали вода, скапливаясь в ручейки, сбегает к озеру.

В другой ситуации и при другом состоянии души лежать на животах сразу у двух мужчин было бы забавно и эротично. Но сейчас Лиза не чувствовала ничего, кроме идущего от них тепла.

Хотелось пить, память постоянно возвращалась к лежащему в кустах мужчине, и оттого она беспрестанно вздрагивала и ворочалась. Потом пошел дождь, его мерные звуки сморили ее, она провалилась в какую-то теплую мягкую яму и больше не слышала ни стука капель, ни затрудненного дыхания тех, двоих…

…Нет, Лиза, мы должны жить долго, — сказал голос Алексея, и она почувствовала, что пробуждается. — В короткой жизни и смысл короткий. Даже у гениев, не говоря уже про нас. Разве ты не хочешь жить долго?

Они мчались на машине по шоссе, прорезавшему склон горы и уходящему за горизонт. Лиза повернулась к Алексею, но не могла отчетливо различить его черты — в автомобиле стоял сухой знойный туман, от которого воздух был непрозрачным и мучила жажда.

— Сколько проживу я, будет зависеть от того, сколько проживешь ты, — быстро проговорила она, словно боясь, что не успеет сказать то, что хотела.

— Значит, надо обоим жить долго, — ответил он. — Будет слишком больно и все станет бессмысленным, если когда-нибудь я останусь один.

— А если я останусь одна, то тем более, — сказала Лиза. — То, что ты задумал, может плохо для тебя кончиться. Ты летишь, будто валун, пущенный с горы.

— Лиза, я человек дела. Как я должен поступать? И что ты имеешь в виду под “плохо кончится”? Этот человек из барака отстаивает свое право лежать на прокисшем матрасе и ничего не делать, я отстаиваю свое право работать и переделывать этот мир.

Лиза открыла было рот, но ничего не сказала. Она не знала, что сказать.

Мгновение спустя они оказались в одном из кабинетов районной администрации.

Чиновник пролистнул поданные Алексеем бумаги, словно прошлогодние газеты.

— Да ведь мы их уже сверяли.

Мягкое, загорелое, будто выпечка, тело чиновника, зажатое меж столом и спинкой стула, выглядело приветливым и уютным. Движения у него были скучные, как у осенней мухи, но толстенькие ручки держали документы цепко и неуступчиво.

— Тем лучше, — сказал Алексей. — Ставим печать и расстаемся к обоюдному удовольствию.

Лицо чиновника задышало беспокойством. Он повернул лист к свету, изучая его. Остался недоволен, но открутил крышку печати и, ухватясь за алюминиевый набалдашник, как за рукоятку передач, хлопнул печатью по чернильной подушечке, потом по обрывку бумаги.

В оттиске разобрать можно было только ободок.

— Незадача, — сказал он, не глядя на Алексея. — Чернила кончились.

— Сколько стоят эти чернила? — нависая над тихим колобком чиновника, спросил Алексей.

Чиновник промолчал, лишь виновато улыбнулся…

Наплыла вдруг красная завесь, Алексей и Лиза оказались на крыльце районной администрации.

— Глава района сейчас в городе, — сказал Алексей. — Я знаю, где его найти. Туда и обратно полтора часа. Слетаем и уладим дело.

— Администрация через час заканчивает работу, — Лиза не решалась поднять на него глаза. — Давай отложим до завтра.

Алексей посмотрел на вспененный, блистающий ком облака в небе за тополем.

— Нет, я не могу терять еще один день, — он повернулся и рванул массивную дверь администрации Я должен выковырнуть этого алкоголика из барака сегодня. Тем более он знает, что я приеду. Он живет там сегодня последний день. А ну идем обратно!

Он быстрым шагом миновал первый этаж, поднялся на второй. Лиза, не отставая, следовала за ним.

Алексей жадным движением ухватился за бронзовую круглую рукоятку и, не поворачивая, мощно дернул на себя. Крякнуло дерево косяка, брызнула мелкая щепа. Чиновник, скользя задницей по стулу, повернул к ним круглый ком своего негнущегося тела. Секунду спустя враз побелевший лоб у него начал сверкать бриллиантами.

Алексей молча выдернул выдвижной ящик, схватил печать.

Чиновник стремительно отодвинулся к стене вместе со стулом.

Алексей одним движением открутил крышку и вдавил печать в его потный лоб. Чиновник вскочил, сияя чернильной звездой.

— Вы что себе позволяете!

Алексей с треском хлопнул печатью по документу.

— Лиза, засвидетельствуй, что эта выпечка вымогала у меня деньги.

Выскочили в коридор. Алексей опрокинул стоящую у стены скамейку, выломал металлическую ножку.

— Леша! — крикнула Лиза. — Ты что делаешь? Тебя же посадят!

Но охранник в холле первого этажа только проследил за ними настороженным взглядом. Выпрыгнув на крыльцо, Алексей швырнул стальной обломок в кусты акации. Ветки шумно вздохнули и затихли, мелко дрожа крохотными зеленовато-бронзовыми листьями.

— Подожди, — сказала Лиза, когда сели в машину и Алексей завел двигатель. — Успокойся. Подумай, что ты будешь делать дальше. Ведь тебе жить с этими людьми. Они же съедят тебя.

Алексей молча нажал на газ. Машина с визгом дернула колесами по асфальту и, прочертив черный горелый след, прыгнула в боковую улочку.

— Проедем к бараку напрямик, — едва разводя губы, сказал Алексей. — Здесь намного ближе.

Обхватил с обеих сторон темный сырой ельник, машина, валясь в глинистые ямы, заскользила вправо, влево. Алексей сжал руль, будто душа.

— Плохо тебе сейчас живется? — глядя в окно, спросила Лиза. — Чего тебе еще надо? Чего ты ищешь?

— Тяжко мне на месте, Лиза, понимаешь, тяжко, — неожиданно ясно и спокойно сказал Алексей. — Не могу я без движения. Посади в болотце карася, он раздобреет так, что в кастрюлю не засунешь. Посади туда же пескаря, через пару дней всплывет кверху брюхом.

— Мало у тебя было потрясений?

Алексей замедленно и затаенно усмехнулся и ничего не ответил.

Дорога, почти пропадающая в траве, скользнула на просторный луг, справа клонящийся к глубокой лощине. Далеко внизу, в лощине, среди ив и ольхи дымилась сиреневая полумгла, а на другом склоне величественно и грозно стояли гигантские ели.

— По-твоему, у меня есть выбор? — Алексей стремительным взглядом пробежал от луга к зубчатой вершине противоположного склона и обратно. — Выброшу этого деятеля из его говнюшника, переведу дух.

Они миновали луг и спустились в лощину. Через открытые окна их обняло холодным воздухом. Кричали чайки, откуда-то косо бил солнечный свет…

Лиза открыла глаза и огляделась, не сразу поняв, где находится.

Полумрак их тесного убежища разрезала узкая полоска утреннего света и, словно бы вместе с этой полоской, внутрь проникало ледяное дыхание ветра.

Дождь оборвался. Михаил открыл глаза и несколько минут лежал недвижно, моля про себя, чтобы он начался вновь.

Но дождя больше не было. Сквозь щит из сучьев, которым Михаил перекрыл лаз в пещеру, пробивался слабый утренний свет. Кажется, вставало солнце.

Лиза неожиданно зашевелилась, вытащила ноги из его ладоней и приподнялась.

— Лиза, ты куда? — сказал Антон.

— Не уходи слишком далеко, — Михаил отодвинулся, давая ей дорогу.

Ярко-малиновый кусочек солнца на секунду ослепил его, когда Лиза, выбираясь наружу, отодвинула сплетенный из сучьев щит. Внутрь успел ворваться сырой холод, пока она ставила щит на место. Минуту спустя солнце, пробиваясь через щели, обняло их крохотную пещеру слабым розоватым светом.

— Это действительно наша лодка? — спросил Михаил.

— Из гнутой фанеры, покрашена в голубой цвет… — отозвался Антон.

— На озере почти все лодки из гнутой фанеры, — сказал Михаил. — Их делают в местной мастерской.

— На корме нарисована цифра два, левая уключина плохо закреплена, болтается…

Михаил долго молчал, словно припоминая.

— Тогда искать нас не будут, — сказал он наконец. — Здесь ищут только тех, с кем случилась беда. Если что-то произошло, лодку в любом случае прибьет к берегу, пустую или с людьми. Если лодки нет, значит, и беды нет.

— Кто это у них мог придумать?! — воскликнул Антон.

— Так жили здесь всегда. Нравы тут простые, суровые, но справедливые. Если ты жив и с твоей лодкой ничего не произошло, зачем о тебе беспокоиться? Людям нужно заботиться о пропитании, у них нет возможности тратить на тебя время.

— Но ведь мы взяли лодку на лодочной станции?

— Какая разница? Там живут точно так же.

— То есть мы должны рассчитывать только на собственные силы?! — потрясенно сказал Антон.

Михаил промолчал.

Сна больше не было. Они оба сели ногами к входу, зарыв их в нагретую за ночь подстилку.

— Антон, зачем ты ввязался в эту историю с проектом Алексея? — спросил вдруг Михаил.

Антон ответил не сразу.

— А почему ты остался в стороне? — вопросом на вопрос ответил Антон.

— Это было его детище, — сказал Михаил, — и он хотел поставить его на ноги сам. Я должен был дать ему такую возможность. Ничем другим я не сумел бы ему помочь. Тебе тоже не следовало вмешиваться.

— Почему ты так думаешь?!

— Тебе лучше знать, — сказал Михаил. — Если бы ты не влез в это дело, он бы не погиб.

Антон, протестуя, вскинул руки, насколько позволял нависающий над ними свод.

Михаил приподнялся и освободил лаз в пещеру, выбираясь наружу.

Вершины отдаленных гор почти сливались с белесым небом, и холодное красное солнце, стоящее над ними, казалось подернутым инеем. Ветер почти утих, лишь ближе к середине озера водную гладь морщили мелкие волны.

Скорей всего, это и было окно, краткий перерыв в набежавшем вчера ненастье. Михаил ждал его ночью. То, что этот перерыв припоздал, было верным знаком, что непогода затянется.

Он прошел к своему водосборнику из полиэтиленовой пленки. Дождь оказался слишком коротким, воды набралось вряд ли больше литра. Но и это наполнило Михаила ликованием, которое дрожало внутри него на одной ноте. Сейчас они утолят жажду, а спустя полчаса-час опять набегут тучи, пройдет еще один дождь и будет возможность пополнить запасы воды.

На дне, в углублении, лежали желтые песчинки, а по краю пленки, стараясь побыстрее покинуть ее, полз проворный фиолетовый жучок

Михаил еще раз оглядел свое нехитрое устройство и с тем же ликующим дрожанием где-то в глубине души направился к берегу. Первый глоток Лизе — странно, что она даже не подошла к собранной им воде, — второй Антону. Себе — что останется.

И оттого, что Михаил так решил, ему стало весело и, несмотря на жгущую сухость во рту, захотелось петь.

Судок, с помощью которого он вчера выпаривал воду, остался на берегу: сначала не было времени убрать, а потом так одолела усталость, что стало не до этого. Наполовину занесенный песком, он лежал метрах в двух от береговой кромки. Михаил поднял его и тщательно промыл в озерной воде. Вода оказалась далеко не столь холодной, как он ожидал, и было приятно стоять в ней и ополаскивать сначала стенки судка, потом руки. Она так ласково журчала и лилась, что хотелось наклониться и пить, пить, пить…

Преодолевая искушение, он медленно повернулся и выбрел на берег. Красновато-серая гранитная скала, под которой они ночевали, одним боком была обращена к востоку, и этот ее плоский бок, охваченный тускловатым солнечным светом, казался уютно-теплым, почти живым. Михаил, каждую секунду представляя себе, как сольет воду с пленки в судок, а потом распределит по пластиковым стаканам, быстро пошагал к скале.

Воды на пленке не было! На дне лежал только темно-желтый кружочек песка. Михаил застывшими глазами секунду смотрел на этот песчаный кружочек, потом бросился к пещере.

Уже отбрасывая в сторону щит, Михаил понял, что внутри никого нет. Он выпрямился, в растерянности оглядываясь и стараясь понять, что произошло. Он страшился подумать, что кто-то из них, Лиза или Антон, выпил воду. Или они разделили ее на двоих. Возможно, это было бы и справедливо. В конце концов, им всегда сложнее найти выход из той или иной ситуации, а ему проще. Значит, по праву более умелого и приспособленного к жизни он может подождать до следующего дождя. Но думать об этом он не хотел. Он не хотел даже принимать в расчет возможность такой ситуации.

Важнее для него было то, что их не оказалось ни в пещере, ни рядом с ней. Ветер почти утих, но воздух ночью еще больше выхолодило, а утреннее солнце было слишком слабым и не грело. Погода не для прогулок без теплой одежды.

Михаил обогнул скалу и поднялся на холм с восточной стороны. По озеру бежали красноватые нити тумана, у берега, кося глазом, плавала розовая чайка.

Остров дремал в тихой утренней стыни. Слева, через редкую листву проглядывали уходящие на запад белоснежные с красноватым отливом тучи. На кустарнике блестели дождевые капли. Остров был безмолвен и пустынен, от него веяло одиночеством и, казалось, раскаянием.

Михаил подошел к кустарнику. Невыносимо хотелось собрать языком лежащие на его мелких листьях капли. Но, поколебавшись, он все же преодолел себя. Стоит только начать и остановиться будет невозможно.

Снова поднимаясь по холму к скале, он увидел их обоих. Они медленно брели с западной стороны острова — Лиза чуть впереди, Антон сзади.

— Я нашел ее, — сказал Антон еще издали. — Но чего мне это стоило!

Лицо Лизы было скучным и непроницаемым. Она подошла к Михаилу вплотную и остановилась, глядя куда-то за его плечо. Ее маленький, почти детский носик покраснел от холода, и вся она казалась одновременно и неприступной, и беспомощной.

— Пойдем! — сказала она ему и повернулась к Антону. — А ты останься здесь и жди нас.

Они обогнули скалу с севера и стали спускаться к поросшей кустарником западной части острова.

— Ты знаешь, что у нас опять нет воды? — спросил Михаил.

— Разве она была? — Лиза непонимающе и остро посмотрела на него.

Михаил отвел взгляд. Никогда у него не было сил смотреть в эти жгучие и словно чего-то требующие глаза.

— Была, — сказал он. — Дождевая. Она собралась на пленке, которую я расстелил у входа. Сейчас ее нет. Кто-то выпил.

— Кто-то? Может быть, этот кто-то ее просто вылил?

— Вылил? Зачем, с какой целью?! — он все-таки отважился поднять на нее глаза — на какую-то долю секунды. На лице у нее было выражение сосредоточенности и словно бы усилия заглушить что-то сидящее глубоко внутри души.

Она не ответила.

Здесь, на западном склоне росла единственная на острове ель. Ее пирамидальная вершина возвышалась над всем островом. “Отличная наблюдательная вышка, — подумал Михаил. — Но вышка есть, а объекта наблюдения нет”.

— Не стоило вам выходить надолго, — сказал он. — Теперь сложно будет согреться.

— Как ты думаешь, — спросила вдруг Лиза, — имеет ли человек право на мщение, если он уверен в виновности того, кому хочет мстить, а другие не уверены в этом? Или эти другие уверены, что не виновен. Но сам он уверен абсолютно, что тот виновен.

— Постой, постой! — Михаил остановился, словно размышляя о чем-то настолько важном, что было важнее, чем исчезнувшая с пленки вода, чем сама ситуация, в которой они оказались. — То есть если человек хочет подменить своим решением даже решение суда?

— Нет, ты не понял, — нетерпеливо сказала она. — Речь не о том. Для этого человека возможность мщения, то есть восстановления справедливости собственными руками, означает предотвращение распада самого себя как личности. И наоборот, невозможность отомстить значит разрушение всей его психоструктуры…

— Как-нибудь попроще, — повернулся к ней Михаил. — Что-то я туго врубаюсь.

— Идем, — сказала Лиза. — У нас мало времени.

Заросли кустарника впереди были такими плотными, что им пришлось свернуть, чтобы обойти их.

— Речь вот о чем, — сказала Лиза, когда они вышли на относительно свободное место. — Когда говорят: “Умер от горя” — это ведь не просто метафора, не просто фразеологический оборот. Так бывает и очень часто. Мать не может пережить смерти сына, дочь — утраты отца, брат — убийства брата, жена — гибели мужа. Но если бы они имели возможность отомстить и освободиться от невыносимого психологического груза, то выздоровели бы стопроцентно и даже вернули бы себе радость жизни.

— То есть восстановить свое здоровье, убив виновника своих несчастий?

— Не восстановить здоровье, а сохранить себе жизнь! — сказала Лиза.

— Мне это никогда не приходило в голову! — воскликнул Михаил. — Имеет ли право, если уверен в виновности, а остальные нет? А если и все остальные уверены в виновности, можно и нужно убивать?

— О том, что нужно, я не говорила, — сказала Лиза. — Я хотела узнать твое мнение, можно ли.

— Это какая-то дикость! Я…

— Мы уже пришли, — не дала ему договорить Лиза.

Она свернула в гущу колючего кустарника, словно не замечая шипов и холодных капель, летящих с листьев на ее обнаженные по локоть руки. Через десять-пятнадцать метров открылась небольшая ровная площадка, и Лиза отступила в сторону, пропуская Михаила вперед.

Он вышел на площадку и остановился: на ее противоположном конце под кустом сидел азиатской внешности мужчина в резиновых сапогах и брезентовой куртке. Глаза его были закрыты, желтовато-серое песчаного цвета лицо казалось безжизненным.

Лиза молчала.

— Как ты узнала, что на острове есть кто-то еще? Здесь же никого не было!

Лиза ничего не ответила и на этот раз.

Лезть в узкую, полутемную, а сейчас еще и холодную нору под скалой не хотелось. Антон встал возле обращенной к востоку гранитной стены и запрокинул лицо, подставляя его солнцу. Тепла утренних лучей теперь уже вполне хватало, чтобы согреться. Он вытряхнул из сланцев мокрый песок и передвинулся немного в сторону, чтобы солнце обнимало его с головы до ног.

Можно стоять здесь, пока не придет помощь. А то, что она придет совсем скоро, сомнений уже нет. В любом случае сюда кто-нибудь приплывет: рыбаки, туристы или этот мудак спасатель. В такую погоду даже просто прокатиться до острова на моторке — в кайф.

Но можно устроиться и лучше. Антон бросил на песок к скальной стене сплетенную из сучьев дверцу, закрывавшую лаз в пещеру, выгреб изнутри охапку травы и кинул сверху. Подумав, он вытащил дверцу из-под травы и прислонил ее к скале, а под траву постелил лежавшую у входа в пещеру полиэтиленовую пленку — чтобы от песка не шла сырость. Теперь у него получилось замечательное кресло. Он сел на траву, прислонившись спиной к дверце и вытянув ступни ног к солнцу.

Все было бы просто отлично, если бы не жажда. Но он сам был виновником того, что они остались без воды, и приказал себе терпеть.

По воде бежала солнечная дорожка, пропадающая в тумане дальнего берега. В стороне над озером носилась чайка, по временам стремительно сближаясь с собственной тенью и разбивая ее клювом.

Антон закрыл глаза — не для того, чтобы попытаться заснуть, а чтобы чувствовать себя комфортнее. Удобства и удовольствия — лучшее, что есть в жизни, он привык искать их в любой ситуации.

Он много бы дал, чтобы узнать, куда направились Михаил и Лиза и почему она приказала ему, Антону, остаться здесь. Но всему свой срок…

Антон никогда не завидовал Алексею, хотя был влюблен в Лизу с первого курса. Он не сомневался, что в любом случае рано или поздно она будет с ним, Антоном.

Ту бешеную, фантастическую, парадоксальную жизнь, какой жил Алексей, долго вынести бы не смог никто. Да, Алексею помогли ее завершить, но он и сам бы ее не вынес.

Лиза слишком стала походить на мужа — всем своим поведением, всеми своими поступками. И чем больше времени проходило с его смерти, тем больше проступало в ней его исступленности и непредсказуемости, его страстного стремления сделать все по-своему, наперекор всему и всем. Вот это действительно была проблема.

Солнце опять начало тускнеть, погружаться в белесую мглу. Его бледные лучи еще отражались в каплях, лежащих на листьях деревьев и кустарников, но почти перестали греть.

Антон встал. Губы у него пересохли и едва двигались. Казалось, горит все — от гортани до желудка. Он, словно таясь от самого себя, осторожно сдвинул листья на одной из веток и засунул их в рот.

Эти несколько миллилитров воды разбудили такую жажду, что он, не помня себя, бросился слизывать остатки дождя со всего, что попадалось на пути, — с листьев, камней, с коры деревьев…

Очнулся он, когда справа за скалой послышались голоса — возвращались Михаил и Лиза. Он бросился к пещере, затолкал внутрь траву, закрыл вход дверцей. Потом поднял полиэтиленовую пленку, чтобы положить ее на место, встряхнул ее и застыл: в середине зиял разрез. Он повернул пленку обратной стороной, осматривая ее. Разрез был аккуратный, без рваных краев, явно сделанный остро заточенным лезвием.

— Кто ты? — Михаил подошел к сидящему под кустом человеку. — Как тебя зовут? Ты говоришь по-русски?

Веки на недвижном, мертвенном лице открылись, кровяной взгляд остановился на Михаиле.

Лиза протянула Михаилу сложенный вчетверо бумажный листок.

— Это я нашла у него в кармане вчера вечером.

— Вчера вечером? — Михаил вскинул глаза на нее.

— Тебя и Антона это не должно касаться, — поспешно сказала Лиза.

Михаил опять посмотрел на нее и развернул листок.

“Этого человека зовут Абдул. Очень просим не трогать его. Он должник родственников Мохаммада. Взять у него нечего, а виновен он только перед нами…”

— Он не похож на контрабандиста, — сказала Лиза.

— Нет, он не контрабандист. В таких сапожищах контрабандисты не ходят, они надевают что-нибудь полегче.

— Но и не иммигрант?

— Тропы иммигрантов и контрабандистов находятся за сотни километров отсюда.

— Он ранен, — сказала Лиза. — И провел ночь здесь, на сыром песке.

— И что, по-твоему, мне теперь делать? Спасать тебя, себя, Антона, вот этого? — Михаил кивнул на Абдула. — Накормить, напоить, обогреть?

— Он ранен, — повторила Лиза. — А мы с Антоном позаботимся о себе сами.

— Если он ранен, надо перевязать его.

— Я это уже сделала.

— Господи! — воскликнул Михаил. — Мы даже не знаем, кто он такой!

— Там написано, — сказал мужчина на плохом русском языке. — Я Абдул. Мне сказали, я по этой бумаге пройду в Сары-Куль.

— Куда, куда?! — переспросил Михаил и слегка тряхнул листком. — Ты читал это?

Абдул долго молчал, глядя на Михаила по-детски ничего не понимающим взглядом.

— Ты умеешь читать? — спросил Михаил.

Абдул отрицательно покачал головой.

— Как ты здесь оказался?

— Долго плыл. Начал ветер. Меня потащило сюда. Лодку ударило в камень. Я упал в воду. Доска острый, меня сюда, — Абдул ткнул рукой себе в ногу. — Вышел на берег, привязал рубаху, пошел. Потом ничего не помню.

— Повязка свалилась, когда он шел под прикрытие кустов, — пояснила Лиза. — Я нашла его по следам.

— Ясно, — сказал Михаил. — Вот я как знал, что счастье у нас будет полным и окончательным. Отсутствие воды и огня это еще не счастье. А теперь полный порядок, — он повернулся к Лизе. — И куда мы его определим, по-твоему? В нашу нору, где и втроем кое-как помещаемся?

— Погода налаживается, — Лиза махнула рукой в сторону висящего над горами туманно-красного диска. — Буря миновала.

— Да? — сказал Михаил. — Об этом тебе сообщили по Интернету?

Он наклонился к Абдулу и через штанину осторожно потрогал повязку на его правом колене.

— Идти сможешь?

— Не знаю, — Абдул опять прикрыл глаза.

— Ну что, Лиза, давай, — сказал Михаил. — Ты под левую руку, я под правую. И вперед. Не оставлять же его здесь.

Согнуть правую ногу Абдулу не давала боль. Со второй попытки они все-таки подняли его и повели, почти потащили на себе к прибрежной полосе.

— Напрямую через холм и кустарник нам не пройти, — пояснил Михаил.

Им понадобилась четверть часа тяжелой работы, чтобы добраться до лодки, лежащей у кромки берега.

— Лиза, ты должна была сразу сообщить нам об этом человеке, — сказал Михаил, опуская Абдула рядом с лодкой. — Почему ты этого не сделала?

— Я не могла этого сделать, — Лиза посмотрела на Михаила. — Пожалуйста, не спрашивай, почему не могла.

Михаил обошел лодку. Она действительно походила на ту, что они взяли в санатории. Но номер у нее был другой: двенадцать, а не два. Единичку закрывало грязное пятно, Антон в темноте ее не заметил.

Михаил долго разглядывал нарисованные на корме цифры, словно о чем-то раздумывая, потом еще раз обошел лодку.

Дыра в днище была огромной, будто лодку пробило бревном.

— Без инструмента починить невозможно, — сказал Михаил. — Но все равно это настоящее богатство. Мы используем ее по-другому.

Он оттащил Абдула от лодки и посадил к прибрежному валуну. Потом вернулся к лодке и перевернул ее.

— Ну вот, пока мы сделаем из нее отличный водосборник.

Он подложил под носовую часть большой камень, так что отверстие в днище оказалось приподнятым над землей, и удовлетворенно выпрямился.

Лиза наблюдала за ним со странной усмешкой.

— Двигаемся дальше, — сказал Михаил, подходя к Абдулу. — Берись, Лиза.

— Пить! — еле слышно прошептал Абдул.

— Поднимаем! — сказал Михаил, точно не слыша. — Оп-оп! Пошли, пошли!

Антон встретил их, когда они поднимались по холму к пещере.

— Кто такой? Что с ним? Где вы его нашли?

Он суетливо обежал вокруг них, оглядывая со всех сторон их нового гостя.

— Лизу смени! — сказал Михаил.

Антон бросился под левую руку Абдула, перекладывая ее с плеч Лизы на свои.

Лиза отошла в сторону, искоса наблюдая за ним с недвижным лицом. Давно ли он готов был заплатить Михаилу за одну только возможность послать его на поиски воды. Куда делись его вальяжность, его снисходительный тон, его пренебрежительные жесты.

Михаил и Антон дотащили Абдула до пещеры и усадили возле скалы на дверцу из сучьев.

— Вы мне объясните наконец, кто этот человек? — едва успокоив дыхание, сказал Антон. — Что он здесь делает?

Михаил молча вытащил из кармана шортов бумажку Абдула, протянул Антону.

Антон стремительно схватил бумажку, вчитался.

— И что? — спросил он. — Я ничего не понял.

— Я тоже ничего не понимаю, — сказала Лиза.

— Эта бумага означает, что Абдул убил человека по имени Мохаммад…

— Он был очень плохой человек, — сказал Абдул. — Он моя сестра… моя сестра… как это?

— Обесчестил? — помог ему Михаил.

Абдул кивнул.

— Должно быть, ему помогли бежать, — продолжал Михаил. — Потом кто-то дал ему вот эту бумагу. Абдул думает, что это нечто вроде удостоверения личности. На самом деле это смертный приговор. Он сам несет его в Сары-Куль. Его кровники по каким-то причинам не могут поквитаться с ним там, где он живет. Это сделают люди из их рода в Сары-Куль.

Антон и Лиза, потрясенные, молча рассматривали бумагу.

— Три года назад, — сказал Михаил, — мне рассказывали, так же расправились с одним афганским таджиком там, в долине, — он кивнул в сторону запада. — Он перебрался из Афганистана в Таджикистан. Думал, что этим спас себе жизнь.

Лиза слушала его, побледнев и, кажется, едва держась на ногах.

— Кровная месть это круто, — сказал Антон. — Это вам не игрушки.

Лиза с плохо скрытой ненавистью посмотрела на него и отошла в сторону.

Абдул не сводил глаз с Михаила. Его загорелое лицо сейчас мало чем отличалось от серой гранитной стены, у которой он сидел.

— Итак, — сказал Михаил, — воды у нас по-прежнему нет. Но через час или около того опять начнется дождь. Предлагаю пока утолить жажду той влагой, что осталась после ночного ливня на траве и листьях. Насколько это будет возможно.

— Ты не ошибаешься? — Антон посмотрел на высокое белесое небо. — Будет дождь?

— Будет ветер и шторм, — сказал Михаил. — За это могут поручиться.

Он расстегнул сумку и вытащил из нее пластиковые стаканы, передал их Антону и Лизе:

— Лучше собирать воду в высокотравье возле камышей.

Михаил спустился к берегу с северного склона холма. Здесь растительность была гуще, у берега встречались островки высокорослых растений. На листьях и в углублениях боковых побегов, там, где они отходили от ствола, еще оставалась дождевая вода. Но ее было мало, очень мало. Михаилу с трудом удалось набрать с четверть стакана.

Зажав пук срезанной травы под мышкой, Михаил прошел к валявшемуся неподалеку обломку дерева и сел на него.

Абдул сидел в той же позе, привалившись к гранитной стене и закрыв глаза. Вряд ли ему было больше тридцати, но, казалось, он уже смертельно устал бороться с жизнью.

— Держи, — сказал Михаил, протягивая ему стакан с водой. — Пей.

Абдул открыл глаза и жадно вцепился взглядом в стакан. Потом посмотрел на Михаила. На лице отразились недоверие, колебание и наконец твердое намерение следовать какому-то принятому им решению.

Он покачал головой.

— У вас нет воды.

— Пей, — сказал Михаил. — Это вода. На самом деле. Ты боишься, что я отравлю тебя? Смотри, — он отпил из стакана, изо всех сил удерживаясь, чтобы не опустошить его одним махом.

— Нет, — сказал Абдул. — Я не буду. Вам не хватит.

— Пей! — приказал Михаил почти угрожающе и подставил стакан к его губам.

Абдул взял стакан из его руки и выпил воду мелкими быстрыми глотками.

— Спасибо, — он протянул стакан Михаилу. — А ты?

— Я? — переспросил Михаил. — Я не хочу пить. Вода у нас есть, и скоро мы добудем еще.

Абдул откинулся к стене и с усилием переложил раненую ногу.

— Болит? — спросил Михаил.

— Нет. Держу прямо — не болит, — он посмотрел на Михаила. — Прочитай мне, что написано на бумаге.

Михаил вытащил из кармана листок и вслух медленно прочел текст, написанный по-русски.

— Больше там ничего нет? — спросил Абдул.

— Не знаю. Чернила расплылись, — Михаил помолчал. — В Сары-Куле живут родственники Мохаммада?

— Нет. Но они могут туда приехать.

— Что будешь делать дальше?

Абдул долго всматривался в неяркие блики солнца на воде у дальнего берега.

— Погода скоро переменится, — сказал он.

Михаил кивнул.

— Будет дождь.

— Нет, — покачал головой Абдул. — Дождя не будет. Только ветер. Очень большой ветер.

— Все вылилось там, — Абдул показал рукой на дальние предгорья.

Михаил встал, оглядывая горизонт, уже заполняющийся тучами, потом поднял лежащую у входа полиэтиленовую пленку. Его взгляд упал на большой разрез, сделанный ножом в самой середине куска. Он развернул пленку, закаменевшими глазами глядя на разрез.

Отойдя от скалы, Антон швырнул пластиковый стаканчик в кусты.

— Чтоб у него мошонка лопнула!

— Он такой, — сказала Лиза. — Правильный.

— Ты знаешь, вчера он предлагал мне перебраться с ним на западную оконечность острова, — Лиза повесила свой стаканчик на сухую ветку. — Там, мол, проще построить шалаш.

— А я? — спросил Антон, во все глаза глядя на нее.

— А ты как-нибудь. Ты сильный, выживешь.

— Вот дерьмо! — Антон яростно покрутил головой. — Дерьмо!

Лиза села на клочок сухой травы под молодое ореховое дерево.

Притихшая возле берега озерная вода алюминиево светилась, чайки носились, будто под ружейными выстрелами.

— До берега здесь меньше трех километров, — сказала Лиза. — Мне рассказывали, люди добирались сюда вплавь.

— Никуда я не поплыву! — вдруг вскинулся Антон. — Я жду этого чудилу со спасательной станции. Он прибудет сюда еще до обеда.

— Михаил сказал, что скоро опять начнется шторм, — напомнила Лиза.

Антон возмущенно взмахнул руками.

— И ты ему веришь? Ты ему по-прежнему веришь? Да у него свои игры!

Лиза ничего не ответила, следя, как две угольно-черных бабочки чертят углы над кустами.

— Говорят, на высокогорье бабочки, ящерицы, жуки принимают более темную окраску, чем представители того же вида на равнине, — сказала она. — Мелкие животные крупнее, мех у них — более пушистый, а оперение у птиц — более плотное. Включаются адаптационные механизмы. Защита от солнечной радиации и холодов.

— К сожалению, мы не бабочки, — сказал Антон, садясь рядом с ней. — И сильно уязвимы.

— Да, — повторила Лиза. — Мы не бабочки. Мы не ящерицы.

Она провела языком по растрескавшимся губам.

— Антон, — сказала она вдруг, — ты был знаком с этим… с тем человеком из барака?..

Антон долго молчал, прокапывая сланцем борозду в песке.

— Нет, — ответил наконец, — мы не были знакомы.

— То есть ты с ним никогда не встречался?

— Нет.

— А это? — Лиза протянула к нему раскрытую ладонь, на которой лежал фарфоровый слоник.

— Откуда у тебя… — Антон запнулся, — эта безделушка?

— Это ведь талисман твоей бабушки? Я нашла его там, в бараке. Почему-то никто его не заметил.

— Таких слоников в свое время штамповали миллионами, — сказал Антон.

— Это ручная работа. Кроме того, фигурка инкрустирована хризопразами, вот здесь, в глазных впадинах. Хризопраз — камень Водолеев. Твоя бабушка со стороны матери ведь была Водолеем?

— Странные ты провела изыскания.

— Осталось понять, как этот слоник у него оказался, у того человека. Или он украл его, или ты его подарил ему.

Антон посмотрел на нее так, будто нашел в ее облике неожиданные и ошеломляющие перемены.

— А тебе не кажется, что стоило бы вернуть эту вещицу ее законному владельцу?

— Нет, — сказала Лиза. — Еще не время.

— Ладно, учтем, — Антон посмотрел на часы. — Ну, где же он, спасатель хренов? Пора бы ему быть здесь.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Поговорим об этом потом. Когда выберемся отсюда.

— А мы выберемся? Твой спасатель ждет, чтобы ему кто-то помог. Поднял с постели, опохмелил, заправил моторку бензином…или что у них там, катер? Мы ведь тоже ждем, — она резко встала. — Или что-то предпринимаем?

— Ну все! — вскочил и Антон. — Я побежал! Выдолблю пирогу, сделаю шест в десять метров длиной. И пердячим паром переплыву все озеро!

Лиза не отрывала от него широко раскрытых глаз.

— А вот что, Лиза, давай на самом деле поплывем! — Антон весело огляделся, словно что-то ища. — Немедленно! Я знаю, как это устроить.

— Как? — Лиза, демонстрируя заинтересованность, повернулась к нему, но ее взгляд словно бы проходил сквозь Антона.

— Лодка, которая лежит там, на берегу, пробита. Но если ее столкнуть в воду, она останется на поверхности. Можно плыть, держась за ее борта.

— Да? — сказала Лиза. — Ты хочешь, чтобы спаслись ты и я?

— Это лучше, чем погибать здесь всем четверым.

— Но я не хочу этого!

— Чего не хочешь? — переспросил Антон.

— Чтобы спаслись ты и я.

— У вас мало воды, — сказал Абдул. — Нет одежды. Нет огня. Кто вас лишил всего? Ваш враг поступил с вами жестоко? Почему он это сделал?

— Потому что мы большие умники, — Михаил ходил по мокрому песку туда и обратно, оставляя огромные бесформенные следы. — Понимаешь? Мы слишком большие умники. И наш враг это понял. Мы способны приплыть на безлюдный остров без капли воды и бросить в огонь единственную зажигалку. Потом мы станем вглядываться вдаль до рези в глазах, ожидая чудесного спасения. Потом от отчаяния начнем запихивать в рот мокрый песок, чтобы высосать из него хоть каплю влаги. А все потому, что хотим иметь право быть беспомощными идиотами…

Абдул слушал его с таким вниманием, словно от этого зависела его жизнь. Казалось, он хорошо понимает, о чем говорит этот полуголый человек с гладкой кожей и большими залысинами, и только из вежливости не комментирует.

— Вы не привыкли к этот климат, — сказал он. — Здесь утром лето, вечером зима.

— Зато мы очень хорошо привыкли к самим себе, — сердясь, отозвался на его слова Михаил. — Вот скажи, какого хрена я не взял с собой хотя бы куртку, поехал в этом? — он щипнул за ткань футболки. — От большого ума, не иначе…

Из-за прибрежных кустов вышли Антон и Лиза.

— Ну, как успехи? — спросил Михаил, когда они подошли ближе.

Антон неопределенно махнул рукой.

— А где пластиковые стаканчики, которые я вам дал?

— Мой вон там, на ветке, — сказала Лиза.

Антон опять сделал неопределенный жест.

Михаил посмотрел на него, потом на Лизу, потом перевел взгляд на озеро, уже тусклое из-за набежавших облаков.

— Я — за! — Лиза растянулась на песке под кустом, вздрагивая и ежась от сырости.

Антон бросился к ней, схватил за руку, стараясь поднять:

Михаил посмотрел на них одновременно с недоумением и жалостью, повернулся и отошел к скале.

Лиза вырвала руку из пальцев Антона и села на песке.

Михаил опустился рядом с Абдулом на груду веток.

— Абдул, что было бы, если бы ты остался на родине?

— Я защищал бы себя. Может, пришлось бы убить еще кого-нибудь.

— Зачем вы убиваете другу друга?

— Это кровяная месть. Так по-русски?

Михаил кивнул.

— Кровная.

— Это не убийство.

— Да?! — Михаил схватил лежащую рядом ветку, с силой воткнул ее в песок. — А что же это?

— Они убьют меня и могут жить дальше.

— А если не убьют?

— Их брат будет приходить к ним каждую ночь и просить, чтобы убили.

— Как ты сказал? — Лиза вскочила и подбежала к Абдулу. — Их брат будет просить, чтобы убили?

— А если они все же этого не сделают? — спросил Михаил.

— Он сам их убьет. Их брат.

— Ну не в буквальном же смысле? — сказал Михаил. — Он как бы убьет их. На самом деле они останутся жить.

— Нет, — возразил Абдул. — Они больше не будут жить. У них сгниет печенка. Или еще что-нибудь.

— То есть их убьет болезнь? — спросил Михаил. — Это ты хотел сказать?

Абдул не ответил и опять закрыл глаза, словно не желая продолжать разговор.

— А если бы к тебе пришел во сне брат и стал просить, чтобы ты убил. У тебя был бы точно такой же выбор — убийство или болезнь?

Абдул кивнул, не открывая глаз.

— Туземный бред, — сказал подошедший Антон. — Разве можно к этому относиться всерьез?

— Их убьет болезнь Абдула, — медленно проговорила Лиза.

От озера вдруг потянуло ветром, высохшие стручки акации отозвались гулкими жестяными звуками. Вдали на озерной глади появились большие темные острова ряби.

Лиза посмотрела на небо. Издали, как бы срываясь с горных вершин, летели к острову плоские серые облака, похожие на разорванные полотнища.

— Абдул, как нам добыть огня? — сказал Михаил. — Зажигалки, как понимаю, у тебя нет?

— Только сигареты, — ответил Абдул. — Зажигалка в озере, где перевернуло лодку, — он вытащил сигаретную пачку из кармана и стал раскладывать сигареты на камне. — Добывать огонь я не умею.

— Есть много способов, — сказал Антон. — Я видел в кино, как это делают.

Михаил вытащил из ниши в скале кусок дерева, сухой мох и толстую палку.

— Тогда эта работа для тебя, — он протянул все это Антону. — А я попробую расширить пещеру.

Антон взял деревянную чурку и мох в одну руку, палку в другую и растерянно посмотрел на Михаила.

Лиза усмехнулась.

— Хорошо, если бы ты нарезала побольше травы, — повернувшись к ней, сказал Михаил. — Вот нож. Трава нужна как можно более сухая.

Лиза взяла из его руки нож и все с той же странной усмешкой направилась к площадке на восточном склоне, к островкам сожженной летним солнцем травы.

Внизу, у берега вода уже волновалась, то опадая, то поднимаясь и омывая стоящие в озере трубочки камышей. Лиза прошла к берегу и остановилась, глядя на тонущий в тумане непогоды отдаленный берег.

Лицо у нее стало опустошенным и усталым. Она бросила нож на песок и села рядом на корточки, обхватив руками колени.

Все может решиться уже сегодня, в крайнем случае завтра. Она уверена, что все будет именно так, как она рассчитала. По-другому быть не может, не должно быть.

Как она хотела от него ребенка! Она хотела обычной, ненавидимой многими повседневности — он на диване с газетой, малыш, ползающий по ковру, стирка, кухня, служба, сумки с продуктами. Она хотела жить этой проклинаемой всеми женщинами жизнью так, что у нее начинали дрожать руки, когда она об этом думала. И она была в полушаге от своей мечты. С каждым днем ей было все легче, все проще с ним, он успокаивался, все чаще прислушивался к тому, что она говорит. Жизнь становилась колеей, которую ненавидят за то, что она скучна и однообразна, что из нее трудно выпрыгнуть. Но именно она, эта колея, только и способна вносить в жизнь счастье осмысленности, тогда как все остальное — бессмысленное мельтешение.

Все было так близко. Если бы не эта нелепая история с бараком…

Только бы хватило сил вытерпеть. Мамочка моя, как хочется пить! Журчание льющейся воды, блеск, брызги, переливы… В голове гремит, перекатывается, поет, вопит, хохочет.

Она заболела. Конечно, она больна, давно больна. Боль воспоминаний, боль души, болезнь… Болезнь Абдула… Господи, в голове ничего, кроме тумана.

Лиза сжала виски руками и положила подбородок на колени, глядя в тускловатые пространства озера.

Неожиданно взгляд ее зацепился за темную точку на горизонте, там, где водная поверхность сливалась с размытыми очертаниями восточного берега озера. Она закрыла глаза и несколько минут сидела в этой позе: руки у висков, подбородок на коленях, веки сомкнуты.

Когда она вновь открыла глаза, ей показалось, что крохотное темное пятнышко на горизонте подросло. Она нервно отняла руки от головы и схватила нож, словно намереваясь от кого-то обороняться.

Да, действительно подрастает. Кто-то сюда плывет.

Она опять вгляделась в горизонт и встала, сжав кулачки и вся дрожа.

Антон положил кусок дерева на песок, уперев один его конец в камень, и начал возить по нему палкой. Палка соскакивала, тыкалась в камень, вонзалась в песок. Несколько минут спустя лицо у него налилось жаром, он вспотел и начал задыхаться.

— Миха, — сказал он, выпрямляясь и с надсадой дыша, — об этом, конечно, не говорят, за это просто бьют в морду. Но мы с тобой знаем друг друга давно…

— Ты о чем? — Михаил опустил сделанную им из доски лопатку, которой он углублял дно пещеры.

— Лизка баба, конечно, чокнутая, но она моя баба. Или ты этого еще не понял?

— Я не понял, о чем ты говоришь, — Михаил простодушно посмотрел на Антона.

— Объяснить?

— Объясни.

Антон поднялся. В грязных шортах, с красными, облепленными песком коленями он походил на огородника, на минуту оторвавшегося от грядки.

— Лизка моя баба, — начал он с напором, — и тебе здесь ничего не светит…

— Я что-то сделал не так? — спросил Михаил.

— Зачем ты предлагал ей построить шалаш на двоих там, за холмом?

— Я ничего ей не предлагал, — Михаил внимательно посмотрел на него. — Ты что-то путаешь.

— Она сама мне об этом сказала.

Михаил перевел взгляд на темно-серое небо над ними и сжал губы.

— Ничего подобного я ей не говорил, — он опять в упор посмотрел на Антона.

В глазах Антона промелькнула растерянность, и он внезапно расхохотался.

— Ладно, забудем, — сказал он. — Я пошутил.

Он опять встал на колени над чурбаком, с ненавистью глядя на него.

— Чересчур много шуток, Антон, — сказал Михаил, тоже возвращаясь к своей работе. Сначала исчезла лодка, потом кто-то погасил костер, разрезал полиэтиленовую пленку…

— Ты подозреваешь, что это сделал я?

— Я только спрашиваю себя, чьих это рук дело.

— Постой, постой! — Антон оторвался от чурбака. — Зачем это нужно было бы кому-то из нас? Нас засунули в задницу, и мы стараемся пролезть еще дальше, так?

— Я не знаю, Антон, — сказал Михаил. — Кто-то же это сделал?

— Разве, кроме нас, на острове никого нет? — Антон опять взял палку, которой возил по деревянной чурке.

Михаил против воли посмотрел на Абдула. Глаза Абдула были закрыты, лицо казалось безжизненным.

— Здесь бывают люди, — сказал Антон. — Кому-то из них могла понадобиться наша лодка.

Михаил ничего не ответил.

Антон ожесточенно принялся елозить палкой по чурке. На песок посыпалась желтая, потом бурая труха. Но не было и намека на тление. Палка внезапно выпала из рук Антона и стукнулась о камень. Антон поднял ее и яростно начал вонзать в песок:

— Сука, сука! Черт! Сука!

— Мальчик не умеет играть, но игрушка не виноват перед мальчик, — сказал Абдул, открыв глаза.

— Ну, тогда на, возьми, пробуй! — Антон вскочил, размахивая палкой. — Какого хрена ты торчишь тут, как пенек? Давай, покажи, как надо!

— Антон, не трогай его, — сказал Михаил. — Он потерял много крови.

— А меня это волнует?! — Антон размахивал палкой, как дубинкой. — Я его сюда приглашал? Я просил его учить меня, что надо делать и как надо жить, — он повернулся к Михаилу. — Он вообще нужен нам здесь?

— Антон, давай оставим истерики, — Михаил встал перед Абдулом, загораживая его.

— Он чужой! — голос Антона почти перешел на крик. — Он посторонний! Что он здесь делает?

— Мы тоже здесь посторонние.

— Он чужой! — не унимался Антон. — И он убил человека.

— Успокойся, — сказал Михаил, вглядываясь в горизонт. — Сюда кто-то плывет.

Антон повернулся так резко, что едва не упал.

Вдали на поднявшейся уже волне качалось, приближаясь к острову, крохотное суденышко.

Минуту спустя они все, кроме Абдула, собрались на самой высокой точке восточного склона холма.

Погода менялась с каждой минутой. Окрестность затянуло серой пеленой. Лишь блеклое расплывчатое пятно в юго-восточной части небосвода указывало, где сейчас стоит солнце. Ветер усиливался, по воде бежали волны.

— Никто из местных по своей воле не выйдет в такую погоду на открытую воду, — сказал Михаил.

— По своей воле, может быть, — буркнул Антон. — Но парень со спасательной станции обязан быть здесь.

— Это лодка браконьеров или каких-нибудь бандитов, — убежденно сказала Лиза. — Лучше нам вообще уйти отсюда. А то мы выстроились, как на параде.

— Может быть, это за нашим Абдулом? — Михаил поднес к глазам ладонь.

— Если за вашим Абдулом, то возражений нет никаких, — отозвался Антон.

— Нет, это не за мной, — послышался сзади голос Абдула. — Они гнались, но я ушел.

Все трое обернулись. Абдул стоял за ними, держась обеими руками за дерево. Напряжение ожидания на его сером лице смешивалось с робкой надеждой.

— Озеро большой, горы большой, — продолжал Абдул. — Много ущелья. Где меня искать?

— Лодка пустая, — вдруг сказал Михаил.

Все повернулись в сторону суденышка, вглядываясь. Это была стандартная для этих мест посудина из фанеры, окрашенная в голубой цвет. Лодку болтало и подбрасывало, будто пустотелый шар.

— Так это еще лучше! — воскликнул Антон. — Ее несет прямо к острову. Мы можем отправиться назад тотчас, как утихнет волнение.

— Ее сносит влево, — возразила Лиза. — Она проплывет мимо острова.

— А по-моему, она пойдет вправо, — отозвался Михаил. — Ее несет туда ветром.

— Кроме ветра, есть еще подводное течение, — сказала Лиза.

Все четверо замерли, следя, как лодка то взмывает вверх, то почти пропадает меж волн. С гребней волн уже катились ярко-белые барашки.

Михаил сорвал с куста кончик ветки и смял его в кулаке, сжимая так, что побелели костяшки пальцев.

— Я сожру этот камень, если ее пронесет мимо острова! — Антон поднял из-под ног кусок песчаника.

Лодку тащила к острову. Уже было видно, что она без весел. По временам, когда ее подбрасывало волной, мелькало дно, залитое водой.

— Давай, милая, давай, — еле слышно шептал Михаил. — Еще немного, еще немного!

Лиза сложила руки на груди, вцепившись ногтями в кожу предплечий.

Лодка, развернувшись боком к ним, уже не шла, а летела прямиком к берегу.

— Ребята, мы спасены! — радостно заорал Антон, швыряя камень в небо.

Лиза опустила голову, следя за лодкой исподлобья и по-прежнему, что есть силы, стискивая руки.

И только на бескровном лице Абдула не было ничего, кроме пугливой настороженности.

Метров за двести до берега лодку внезапно развернуло и она почти остановилась, болтаясь на воде во все стороны.

— Что такое?! — закричал Антон. — Почему она встала? Эй, ты что делаешь?! Только попробуй, я тебя продам на дрова, тварь такая!

— Здесь, по озеру вода ходит туда-сюда, — сказал Абдул. — В одну сторону, в другую сторону. В лодке много воды. Она ветер не слушает…

Лодка, словно подтягиваемая на невидимом шнуре, медленно поползла влево. Минуту спустя ее движение ускорилось, ее начало сносить в сторону.

Лиза выпрямилась и расцепила руки. На правом предплечье, там, где секунду назад были ее пальцы, показалась капелька крови.

— Смотрите! — воскликнул Михаил. — Это наша лодка! Та, на которой мы приплыли. На корме цифра два.

— В самом деле! — сказала Лиза. — Как она могла там оказаться?

— Ветер пошел обратно, — отозвался Абдул. — Или течение притащило.

— Как она оказалась на воде, я хотела бы знать?!

Антон, не отрывая взгляда от лодки, двинулся в ту сторону, куда ее сносило. Ноги его запинались о камни, он, словно заклиная, что-то яростно шептал сквозь зубы.

— Вашему другу не нравится, — кивнул на него Абдул.

— А вы? — спросил Абдул.

— Что мы? — словно очнувшись, сказал Михаил.

— Вы тоже…. как это?.. Можете загнуться.

— Можем, да, — согласился Михаил. — Но мы только можем погибнуть. А он погибнет наверняка, потому что слишком надеется и слишком отчаивается.

Лодка временами останавливалась, крутясь на одном месте, потом опять бежала по волнам то в одну, то в другую сторону. Сдвигалась вправо, приближаясь к острову — все замирали, останавливался и Антон, впиваясь в нее взглядом, уходила влево — люди на берегу взволнованно начинали перемещаться, словно их телодвижения были способны повлиять на передвижения лодки.

Четверть часа спустя ее вынесло на траверс северо-восточного участка острова, и она, все более ускоряясь, полетела к открытой воде.

Антон ринулся вдоль берега в противоположном от лодки направлении, крича на бегу:

— Мы подохнем здесь, подохнем! Все, не могу больше, не могу!

Лодка удалялась. Там, на открытой воде, ее опять начало бешено швырять с боку на бок, волны временами перехлестывали через борт.

Антон рванул с себя футболку, но сдернуть ее одним движением не удалось, она застряла на плечах, он споткнулся и упал в воду у прибрежной кромки, извиваясь и дергаясь, чтобы освободиться от нее.

— Антон, ты куда?! — крикнул Михаил, тоже бросаясь к берегу. — Что ты делаешь?

Мгновенно вымокшая футболка застряла намертво, и Антон, оставив свои отчаянные попытки раздеться, кинулся в воду в футболке и шортах.

— Вы можете подыхать, но без меня! Я доберусь до берега вплавь!

Антон был хорошим пловцом, это чувствовалось по тому, как он ставил руки, как мощно и экономно двигался, как распределял дыхание. За какую-то минуту он преодолел с полсотни метров.

Но чем дальше от берега, тем выше становились волны, тем сильнее был напор встречного ветра и тем медленнее Антон взмахивал руками. Вот он перешел с кроля на брасс, вот перестал выдыхать воздух в воду, вот волны начали перехлестывать через его голову.

Наконец он почти остановился, еще пытаясь продвигаться вперед, но уже, очевидно, поняв, что это напрасные усилия.

Он оглянулся, то ли с молчаливым призывом о помощи, то ли оценивая расстояние до берега.

— Поворачивай! — крикнул Михаил, отчаянно подзывая его рукой. — Не выплывешь!

Он и Лиза стояли у прибрежной кромки. Абдул ковылял к берегу, цепляясь руками за кусты и ветви деревьев.

От берега Антона отделяло метров сто. В том месте, где он находился, подводное течение сшибалось с налетающим с северо-востока ветром, волны бились друг о друга и, бурля, уходили влево, к открытой воде. Из-за того, что здесь набегали друг на друга встречные потоки, волны были невысокими, но шли они с разных направлений, и Антона захлестывало то с одной, то с другой стороны.

Он слабел с каждой секундой.

Михаил начал стаскивать с себя футболку, не спуская глаз с Антона.

— Ты с ума сошел! — Лиза схватила его за руку. — Вы утонете оба!

— Лиза, я должен ему помочь! Я должен это сделать!

— Но ты не сумеешь. Ты даже не доплывешь до него.

— Держи! — сказал Михаил, сняв футболку и протягивая ей.

— Нет! — закричала Лиза, швыряя футболку ему в лицо. — Я тебя не пущу! Что я буду делать, если вы утонете?!

— Я сейчас, Лиза, я помогу ему, — бормотал Михаил, расстегивая шорты.

Лиза внезапно упала на песок и обхватила его ноги.

— Нет, ты не должен этого делать! Я не пущу тебя!.. — ее голос вдруг сбился, перешел на невнятные вскрики.

— Лиза, что с тобой?!

Михаил старался оторвать ее от себя, убирая поочередно то одну ее руку, то другую, но она обхватывала его ноги снова и снова. В конце концов он просто шагнул вперед, таща ее за собой. Она дернула его за ноги на себя, он упал, вскочил и побежал к воде.

— Миша, я прошу тебя!

Ее голова упала на песок. Михаил бросился к ней, дотронулся до плеча:

— Лиза!

Она не отзывалась. Михаил взял ее за плечи, приподнимая и пытаясь перевернуть на спину. Ее тело обвисло на его руках.

Михаил оглянулся на Антона. Его русая голова то ясно выделялась на фоне темно-серых волн, то пропадала из виду.

Михаил опять бросился к Лизе. Она не подавала признаков жизни.

— Черт вас подери! — заорал он. — Черт вас подери!

От прибрежной кромки яростно ковылял к ним Абдул, держа в руке намоченную водой тряпку. Его шатало из стороны в сторону, негнущаяся нога чертила в песке глубокую борозду.

— Я останусь с ней! — стараясь перекрыть шум ветра, крикнул он. — Иди!

Михаил обернулся к Абдулу, потом перевел взгляд на Лизу, на Антона, снова на Абдула.

Михаил скинул шорты, оставшись совершенно голым, и бросился в воду.

Плавал он много хуже Антона, гребки делал нервные, суетливые и почти не помогал себе ногами.

Антон, увидев, что к нему плывут на помощь, изо всех сил двинулся навстречу.

Вскоре их разделяло не больше пятидесяти метров, но Антон теперь уже не продвигался вперед, а лишь пытался удержаться на воде. Волны опять начали скрывать его с головой, он выныривал, хватая ртом воздух, и опять погружался в воду.

Михаил перевернулся на бок и плыл сейчас самым странным из всех видов плавания — гребя по-собачьи, но на боку. Расстояние между ним и Антоном, однако, все более сокращалось.

Михаил подплыл к Антону, когда тот больше не показывался из-под воды. Он нырнул и ухватил его за волосы в метре от водной поверхности. Когда они поднялись, он, по-прежнему держа Антона за волосы, перевернул его на спину и направился к берегу, следя, чтобы его лицо оставалось на поверхности.

Он вытащил Антона из воды на пределе сил. Перевернул вниз лицом, чтобы вылить из него воду, потом опять на спину.

Антон открыл глаза.

Михаил повернулся к Абдулу, сидящему в стороне под деревом:

— Лиза как?

— Ушла, — сказал Абдул.

— Как ушла?! Куда?

— Туда, — Абдул показал в сторону пещеры.

Небо темнело. Был уже полдень, но над озером висели сумерки. Густые фиолетовые облака шли так низко, как это редко бывает в здешних местах. Ветер набирал силу и обдавал холодом. Однако не было ни снега, ни дождя.

Они собрались у скалы с подветренной стороны. Михаил наломал веток и уложил на них толстый слой травы. Абдул снял с себя брезентовую куртку и бросил на траву.

Они заставили Антона и Лизу лечь на куртку и накрыли их санаторным покрывалом.

— Ну вот, — сказал Михаил, — мы начинаем заново. У нас нет воды, нет огня, нет лодки. Но теперь нас четверо, мы приобрели какой-никакой опыт выживания и продержались целые сутки.

Никто не произнес в ответ ни слова. Ветер трепал верхушку акации, огромные черные стручки падали на землю, по временам с треском лопаясь.

— На равнине эти стручки созревают, как минимум, на месяц позднее, — сказал Михаил. — Здесь все иначе. Здесь и люди живут по-другому, верно, Абдул?

Абдул молча кивнул.

Чайки, еще два часа назад стремительно прошивавшие воздух над водой, теперь попрятались, озеро и небо были пустынными и отяжелевшими.

— Абдул, что ты будешь делать, когда доберешься до Сары-Куля? — спросил Михаил.

— Теперь у меня один дорога, — помолчав, отозвался Абдул, — уходить от родственников Мохаммада.

— Всю жизнь так и будешь бегать?

— Всю жизнь, — подтвердил Абдул. — Пока не будет детей.

— А если будут дети?

— Тогда сам пойду к родственникам Мохаммада, чтобы меня убили. Или они убьют моих детей.

— Вы же совсем недавно были нормальной страной с нормальными законами, — сказал Антон. — Ты вот даже по-русски умеешь. Откуда все это у вас выползло?

— А у вас? — спросил Абдул. — За десять лет русские убили сто тысяч русских. Я слушаю радио, знаю.

— Абдул, — вдруг сказала Лиза, не поднимая головы, — а что было бы, если бы ты оставил в живых человека, который надругался над твоей сестрой? Тебя тоже съела бы болезнь? У вас нет лекарства от этой болезни?

— Есть, — ответил Абдул. — Надо, чтобы его убил посторонний. Где я найду такое лекарство?

— Значит, теперь с тобой такая же ситуация? — спросил Михаил. — Если тебя убьет кто-то из местных жителей, он освободит и родственников Мохаммада и людей из твоего рода?

Абдул промолчал и только посмотрел на бурые предгорья и темные облака, скрывшие вершины гор.

— Тогда зачем тебе в Сары-Куль? — сказал Михаил.

— Я там жил. Меня там знают и не тронут.

— А в других местах?

Абдул опять ничего не ответил.

— А другого лекарства нет? — спросила Лиза, дрожа и сжимаясь в комок.

— Нет.

Глаза у нее остановились, она принялась перебирать покрывало, как умирающая.

Михаил бросился к ней, одной рукой удерживая ее руки, а ладонь другой прикладывая к ее лбу.

Она вся горела.

— Лиза! — позвал Михаил.

Она не отвечала.

— Лиза! — закричал он и схватил ее запястье, нащупывая пульс.

Его пальцы дрожали и прыгали, и он не сразу нашел ускользающую ниточку пульса. Но пульс все-таки был, сердце билось.

— Антон, воды! — крикнул он, растирая ей виски.

Антон смотрел на Лизу, будто одеревенелый.

Михаил вскочил и бросился к озеру.

Всю вторую половину дня и всю ночь Лиза была на грани беспамятства. Никто из мужчин не только не спал, но даже не пытался заснуть. Стоило только ей пошевелиться, они бросались к ней, пытаясь угадать по ее слабым телодвижениям, что ей нужно. Но она лишь открывала глаза и смотрела вверх, не произнося ни слова.

Лишь ближе к утру она вдруг ясно и внятно сказала:

— Абдул здесь?

— Здесь, — отозвался Абдул.

— А Антон?

— Мы все здесь, Лиза, — сказал Михаил. — Потерпи немного. Ты обязательно выздоровеешь.

— Мне только надо сказать Антону… — прошептала она уже еле слышно.

— Да, Лиза, — Антон наклонился к ней. — Я слушаю.

Но глаза Лизы опять начали закрываться.

— Пить! — сказала она одними губами.

Михаил нашарил в нише скалы носовой платок, которым он два часа собирал с листьев капли, оставшиеся в глубине кустарника после вчерашнего дождя.

Лиза отчаянно боролась, чтобы не потерять сознание. Михаил осторожно смочил ей губы, и она облизнула их. Он выжал в ее полураскрытый рот остатки воды и старательно завернул платок в целлофановый пакетик из-под пирожного. Лиза прикрыла глаза и слабо улыбнулась.

Несколько минут спустя она все с той же тихой улыбкой уснула.

Через полчаса стало ясно, что кризис миновал: дыхание успокоилось, спала температура, она перестала метаться.

Михаил выбрался из пещеры на свежий воздух.

К утру потеплело, но ветер не утихал. Прибрежные камыши с паническим шорохом клонились под его порывами. Над озером, синевато подсвеченные волнами, низко неслись растрепанные облака.

Воздух, несмотря на обнимавшую окрестность полутьму, казался ярким и прозрачным, и сквозь толстый слой облаков временами вдруг проступали розоватые вершины гор.

Михаил спустился к тому месту, где вчера выпаривал воду. Все следы ниже кострища были размыты волнами, но рядом с ним остались нетронутыми. Он внимательно, сантиметр за сантиметром осмотрел их. Вот отпечатки его ног, короткие и широкие, вот следы сланцев Антона — точно такие же по ширине, но значительно длиннее. Похоже, Антон топтался здесь долго: отходил к воде, возвращался. Здесь он зачем-то присел — носки сланцев глубоко врезались в песок.

Кроме них двоих, никто к костру не подходил — песок в этом месте ровный, утрамбованный прежними штормами, каждый след на виду.

Михаил выпрямился. В таком случае, что это может значить?

Если Антон погасил костер, то он же разрезал полиэтиленовую пленку и столкнул в воду лодку. Или же у него были сообщники, а это выглядит совсем уже фантастичным.

Михаил прошел вдоль берега за мыс, вблизи которого они оставили лодку. Здесь, в небольшой бухточке, прикрытой мысом, волнения почти не было. Волны бежали к берегу наискосок и, гладя песчаную кромку, скатывались обратно в озеро легко и беспечно.

Над горами поднялось солнце — меж облаков на востоке появились голубовато-розовые промоины, — и остров обняло неярким холодноватым светом.

Михаил осмотрел борозду, оставленную лодкой, и следы возле нее так же внимательно, как только что площадку вокруг кострища. Отпечатки собственных ног и ног Антона он теперь знал лучше, чем все, что было на этом острове. С ними перемешались следы Лизы — небольшие продолговатые ямки с осыпавшимися сзади и спереди по ходу движения краями. Они показались ему странным образом строптивыми и неуступчивыми.

Никого из посторонних здесь не было — Михаил мог бы сказать это совершенно точно. Если не сделать допущение, что кто-то зацепил их лодку за корму, стоя на дне у берега или находясь в другой лодке, и стащил в воду тросом или веревкой.

Он прошел к воде, осматривая разглаженную волнами песчаную кромку — сам не зная зачем. Вынесенные из озера водоросли, кусок пенопласта, древесная кора, мелкие обломки веток…

Его взгляд зацепился за какой-то темный кружок, лежащий на дне в метре от берега. Он вытащил его из воды. Это была узорчатая бронзовая пуговица. Несколько секунд он рассматривал ее и вдруг сжал пальцы, стискивая ее в кулаке. Такая пуговица была пришита на шортах Антона — на поясе, над молнией.

Если пуговицу не бросили в воду специально, то потерять ее можно было только стоя в воде.

Но когда они высаживалось, Антон не заходил в воду, это Михаил помнил отчетливо.

Михаил вернулся к пещере.

Антон и Абдул сидели снаружи, по разные стороны от входа. Антон время от времени зябко поводил плечами и хлопал себя ладонями по груди, весело морщась и что-то бормоча. На нем была только футболка, заправленная в шорты. Сланцы он снял и бросил рядом вверх подошвами. Наполовину погрузившиеся в песок, они походили на двух цветных черепашек. Абдул сидел недвижно, глаза у него, как обычно, были закрыты — то ли оттого, что он задремал, то ли оттого, что слишком много с востока шло света.

Вдали за озером облака прорезало солнце, ярко-красные лучи облили скалу, ясно обозначая на ней все трещины, углубления и выступы. Ветер, вчерашним вечером повернувший с юго-запада, шел теперь из отдаленных пустынь. Солнце, хотя еще и слабое, ветер, хотя и остывший над горами, уютно согревали, и если бы Михаил не знал, как отчаянно мучит того и другого жажда, то порадовался бы за них.

Он невольно бросил взгляд на шорты Антона. Пуговицы на них не было.

— Спит? — сказал он, подходя и кивая на пещеру.

— Да, — Антон опять радостно похлопал себя по груди и плечам.

Михаил сел к скале.

Ветер с гулом и свистом проносился высоко над ними, внизу же было тихо и покойно. Солнце, время от времени прерываемое облаками, набирало силу, день поднимался яркий и теплый.

— Миха, ведь лодку ты брал последним, — сказал Антон. — Когда плавал к каменной гряде, там, с той стороны острова, — он показал рукой за скалу.

Михаил вздрогнул и выпрямился.

— Я поставил ее на место.

Михаил откинулся к скале. Они одурели от холода и жажды и занимаются бессмысленным, никчемным делом. Выискивать, кто столкнул в воду лодку, кто оставил их без воды, причем не пытаясь понять, зачем он это сделал, — что это может дать?

Он решил беречь силы и не отвечать Антону. Язык, губы, небо превратились в наждачную бумагу, каждое слово давалось с трудом. Все мысли были о воде, она одна заполняла сознание, едва он закрывал веки — лилась, плескала, струилась. Чтобы прогнать сон, а с ним наваждение, он отодвинулся от скалы и сел, выпрямив спину и глядя на огромные темно-синие борозды заснеженных ущелий далеко за озером.

Внизу, у берега бились, всхлипывали, гремели волны, где-то сбоку резко кричали чайки. И сквозь громогласные накаты волн и скрипучие вскрики чаек внезапно пробился в сознание чей-то знакомый голос.

Михаил не сразу понял, кому принадлежит этот голос.

— Я не могу видеть, как живут эти люди! — в тоне, каким это произносилось, было больше требовательности, чем сострадания.

— Они выбрали свою судьбу, — сказал Михаил, думая, что речь идет о бродягах и алкоголиках.

— При чем тут “выбрали”? — ответил этот знакомый голос, и Михаил только сейчас понял, что это голос Алексея.

— Я захожу в аптеку — у кассы стоит старушка, задники у туфель прорваны, платье заштопано и все равно просвечивает, потому что изношено. Стоит считает мелочь. Пяти копеек не хватает у нее до шести рублей, чтобы купить валерьянку. Три раза пересчитала — ну, нет у нее денег на валерьянку!

— Наверно, есть же кто-то, кто отвечает за этих старушек, — сказал Михаил.

— Да, ни хера никто ни за что не отвечает в этой ёбаной стране! За себя самого и то никто не отвечает.

— Что ты предлагаешь?

— Я ничего не предлагаю, — Алексей внезапно заговорил спокойнее. — Я просто дал этой бабушке тысячу рублей — сколько у меня с собой было.

Михаил молчал.

— Завтра, а может сегодня, — продолжал Алексей и посмотрел на часы, — размещу в газете объявление, чтобы все нуждающиеся приходили ко мне в офис. Каждому — по сто рублей, сколько бы их ни пришло. Каждому!

— Это будет стоить очень больших денег, — сказал Михаил. — У нас много безденежных людей. А халявщиков еще больше.

— Сто тысяч рублей хватит? — спросил Алексей. — По крайней мере на несколько дней?

— Ты же хотел вложить эти деньги в автомастерскую.

— Я разговариваю с идиотом или с кем? — казалось, душа в себе ярость, медленно и раздельно сказал Алексей. — Я же ясно объяснил: пять копеек! Да у нее, может, жизнь повисла из-за этих пяти копеек!

Михаил опустил взгляд — столько исступленности и безумия было в глазах Алексея.

— А по-моему, идиот это ты, — тихо сказал он. — Люди получат твои деньги, проедят, подарят внукам, пропьют и толку от них не будет никакого. А вот если ты вложишь их в дело, дашь работу нескольким десяткам человек да еще налоги заплатишь, с которых та старушка и купит себе валерьянку…

— Стой! — заревел Алексей. — Это все вранье! Людям нужна помощь не потом, а сейчас. Сейчас она им нужна!

— От твоих ста тысяч толку не будет ни сейчас, ни потом, — повторил Михаил.

— Смотри, — внезапно сказал Алексей, — кран не закрыт, льется вода…

Голубая струя, переливаясь золотистым и розовым, падала в раковину и по ее ровному дну бежали быстрые сверкающие шарики и пропадали в углах и сливном отверстии…

Михаил с усилием разлепил глаза. В сознание опять ворвались глухой набегающий рокот волн и панические крики чаек…

Он медленно встал и направился к берегу. Чего они там раскричались, глупые птицы?

— Ты приплыл сюда не один! — говорил Антон, шагая по площадке перед пещерой и вспарывая ногами песок. — Кто тебя здесь высадил? Где сейчас этот человек?

Абдул следил за ним внезапно ожившими кровяными глазами, но ничего не отвечал.

— Что случилось, Антон? — Михаил, поднявшись к пещере, сел на лежащий у входа обломок трухлявого ствола. — Почему ты решил, что Абдул высадился на острове не один?

— Я его спросил, какой номер у лодки с пробитым днищем. Он не знает! И у него нет весел. Или он приплыл на другой лодке и спрятал ее или его здесь кто-то высадил. А может быть, этот человек, который его сюда доставил, до сих пор на острове. Почему он скрывается от нас? Это наркоторговцы!

Антон говорил с трудом, кое-как связывал слова, и то, что он не может говорить внятно, казалось, еще больше возбуждало его.

— Лодка не моя, — медленно сказал Абдул. — Номер не видел, не знаю. Лодка перевернулась. Весла выпали.

— Врет! — крикнул Антон. — Врет черножопый.

— А ну хватит! — вдруг заорал Михаил. — Ведь он, по сути, спас тебя. Если бы он не подменил меня, мне пришлось бы остаться с Лизой. А ты добирался бы до берега сам — ползком по дну.

Антон посмотрел на него так, словно то, что сказал Михаил, было страшной тайной и эта тайна только сейчас открылась.

— Кстати, — сказал он, опять с лихорадочной веселостью похлопывая себя по груди, — что с ней такое было, с Лизой?

— Нервный срыв, я думаю, — ответил Михаил как можно спокойнее. — Слишком много на нее навалилось.

— Нет, — сказал Абдул. — Она очень крепкая. Я вижу. Тут дело другое.

— Какое такое дело? — повернулся к нему Антон.

Абдул пожал плечами:

— Другое.

— Антон, нам надо добыть огня, — сказал Михаил. — Во что бы то ни стало. Иначе еще сутки, и мы не сможем пошевелить ни рукой, ни ногой. Тогда конец.

— Ладно, я начну снова, — Антон направился к расщелине, где хранились приготовленные Михаилом приспособления для разжигания огня. — Но потом кто-нибудь меня сменит

— Конечно, — согласился Михаил. — Будем делать это по очереди.

Антон положил чурку на старое место, взял в руки палку.

— Антон, — сказал вдруг Михаил, — Алексей говорил мне, что видел тебя в городе с этим алкоголиком из барака…

— Он обознался, — прервал его Антон.

— После этой вашей встречи, — продолжал Михаил, — тот человек стал неуступчивым. Хотя дело шло к тому, что он и Алексей договорятся.

— Если тебе все так хорошо известно, к чему все эти разговоры? — Антон крутил в руках палку, примериваясь.

— Я не знаю, сколько стоил слоник с хризопразами, — сказал Михаил. — Могу только предполагать. Хотелось бы узнать поточнее.

Антон ничего не ответил и с силой принялся тереть палкой о деревянную чурку.

— Они оценили его в Лешину жизнь, — послышался голос Лизы.

Михаил обернулся. Лиза, бледная растрепанная, выбиралась из пещеры, держась за вбитые у входа палки, ограждающие лаз.

— Что ты мелешь, дура?! — Антон отложил палку и встал.

Лиза, щурясь от солнца, потрогала облитый светом гранит скалы.

— Давай уточним, — сказала она, глядя на Антона. — Может быть, это не ты подсказал ему идею построить автосервис на месте барака?

— И что из этого?

— Но ты ни словом не упомянул о некотором препятствии — что барак занят и выкурить оттуда этого алкаша без проблем невозможно.

— Ты полагаешь, я сделал это намеренно?

— Может быть, тебе никогда не хотелось, чтобы место, которое занимал Алексей в этой жизни, освободилось?

— Лиза, что ты несешь?! — крикнул Михаил. — Так нельзя даже думать, не то, что говорить!

— Миша, я не больна, ты не думай, — Лиза вдруг зачастила, словно боялась, что ее оборвут на полуслове. — Это все было сделано с дальним умыслом. Этот алкаш и без того был заведен, оставалась самая малость — нажать на его самое слабое место, совсем легонечко…

— Лиза, замолчи! — снова закричал Михаил. — Не здесь об этом говорить, не сейчас. Да ты просто и не имеешь права после того, что ты вчера сделала!

Она посмотрела на него. Ее глаза расширились, что-то темное пробежало в ее огромных зрачках, меняя их цвет.

Следом она вдруг сникла, ее похудевшее лицо стало по-детски беспомощным и виноватым. Она прижалась к теплой поверхности скалы и затихла.

Алексей взял палку, возвращаясь к своей работе.

— Нет, я, разумеется, хотел изменить ситуацию! — он опять отложил палку и повернулся к Михаилу, вскинув подбородок. — Но совсем не в том смысле, совсем не в том!

— И этот туда же, — сказал Михаил.

— Все, что он делал последнее время, было направлено на одно: встать над другими, показать, какой он умелый, пробивной, талантливый, щедрый, сострадательный… Да, именно, какой он сострадательный! — Антон внезапно повысил голос, хотя никто ему не возражал. — Он хотел быть первым — любой ценой, любыми средствами. И если идти к этой цели ему мешал какой-то несчастный алкоголик…

— Нет, нет, все не так, — помотав головой, сказала Лиза, но уже без напора, а скорее примирительно. — Ты не прав.

— Мне хотелось, — продолжал Антон, — чтобы эту установку, эту жизненную позицию или, если хотите позу, он оставил для других. Она ему совсем не подходила. Мы-то ведь помним его совсем другим — терпимым, ровным, добрым… Добрым без всякой натужности и назидательности.

— Этот Алексей — ваш друг? — спросил Абдул.

— Да, — сказал Михаил. — То есть был. Он погиб.

Все замолчали. Абдул быстрым взглядом окинул небо, словно по площадке перед ним скользнула тень и он хотел увидеть, чья это тень.

— У нас не говорят плохо о мертвых, — сказал он.

— У нас тоже, — отозвался Антон. — Но мы говорим не о нем, не о его сущности как человека, а о ее видимости. О видимости этой сущности…

Он закашлялся, провел языком по сухим губам и замолчал.

Михаил встал на его место и взял палку, устраиваясь удобнее.

Деревянный чурбачок оказался чересчур мягким, податливым. Уже после первой сотни движений — Михаил машинально считал, так было легче работать — конец палки прорезал глубокую борозду и начал застревать в ней. Михаил схватил чурбачок и отшвырнул его.

Черт ее разберет, здешнюю древесину! Какая порода подходит лучше?

Он опробовал еще несколько кусков дерева. Лучшей для его целей оказалась высохшая до звона доска, должно быть, когда-то принесенная волнами.

Меняясь каждые несколько минут, они с Антоном принялись за работу изо всех оставшихся сил. Борозда стала бурой, потом темно-коричневой, пошел дым. Михаил насыпал на доску мха и высохших водорослей.

Огня не было.

Руки, у того и другого стертые до мозолей, горели. Михаил встал возле доски на колени и принялся дуть на нее, нагоняя свежего воздуха. Дым отвело в сторону, пригнуло к земле.

Огня по-прежнему не появлялось.

— Зараза, чего тебе надо, чего тебе надо! — Антон вскочил, с ненавистью глядя на дымящийся конец палки.

Михаил выхватил палку из рук Антона и бросился к доске.

Все было напрасно. От дыма першило в горле, но огонь заниматься не хотел.

Михаил отбросил палку и лег на песок, откинувшись на спину.

Высоко над ним бежали легкие, воздушные облака. Под облаками висел темный крестик коршуна, а сквозь них просвечивало серебристо-бирюзовое небо.

Михаил внезапно ощутил такой приступ отчаяния, словно его сбросили в глубокую яму, откуда было невозможно выбраться. Он закрыл глаза рукой, чувствуя, что через мгновение может разрыдаться.

От натертой ладони веки обдавало жаром.

— Миша, — сказала вдруг Лиза, — возьми вот это.

Он повернул к ней голову. Лиза протягивала ему спичечный коробок.

Михаил взял коробок так, словно ему передали ядовитую змею. Открыл. Руки у него затряслись.

— Лиза!

— Там всего одна спичка, — сказала Лиза. — Мы должны действовать наверняка.

— Откуда это у тебя? Почему… — Михаил осекся и замолчал, заворожено глядя на лежащую в коробке спичку.

Антон кинулся к нему, впиваясь глазами в это сокровище с жадностью и недоверием.

Михаил вытащил спичку, рассматривая ее со всех сторон. Осмотрел и коробок.

— Все сухое и все в целости и сохранности! Лиза, что это значит? Мы могли бы избежать половины из того, что нам пришлось пережить…

— И он не пытался бы утонуть, — сказал Абдул, кивая на Антона. — Тебе не пришлось бы спасать твой друг.

— Ты что думаешь, я хотел покончить самоубийством?! — вскинулся Антон.

— Ты и сам себе теперь в этом не признаешься, — сказал Михаил.

Он огляделся, прикидывая, что лучше взять в качестве растопки. Мох, сухие ветки, кора — все было ненадежно.

Он поднял с доски щепотку высохших водорослей, отбросил.

— От спички все это вспыхнет и сгорит в мгновение.

— Надо кору от березы, — сказал Абдул.

— Бересту? — быстро повернулся к нему Михаил. — Да, правильно, но где ее взять? На острове нет берез.

Он опять огляделся.

Антон внезапно кинулся к сумке, стоящей сбоку под каменным выступом, открыл ее.

Михаил медленно, нерешительно взял их, как бы ожидая, что Антон вот-вот передумает.

— Послушай, — сказал он, — на хрена ты взял на необитаемый остров столько денег?

Антон смешался и осторожно посмотрел на Лизу.

— Какое это сейчас имеет значение?

— Ясно, — сказал Михаил. — Хотел купить ее, причем частями. Сегодня согласие на одно, завтра согласие на другое. Так?

Антон ничего не ответил.

— Я никого не хочу осуждать, — вдруг, торопясь, заговорил Михаил. — Это у меня так, вырвалось. Можно подумать, я сам прошел тысячный конкурс на самого чистого совестливого и непогрешимого.

Он смял купюры в кулаке, разлохматил, надорвал края и положил их кучкой на доску.

— Никого не хочу и не могу осуждать, — как в температуре, бормотал он, складывая над банкнотами горку из сухих сучьев. — Человек родился — уже взял на себя огромную вину. Он будет лгать, лицемерить, красть, даже сам того не подозревая. Не поможет слабому, не защитит обиженного…

— Не надо наговаривать на самого себя, — сказала Лиза. — Разве это о тебе: будет лгать, не поможет слабому?

— Пожалуй, нет! — тотчас согласился Михаил. — Стараюсь не лгать и слабому помогу, если будет такая возможность. Но скажу, что лгу и не помогаю. Лукавство тоже вина и грех, ведь так? — он на секунду обернулся к Лизе.

— Вина вине рознь, — сказала Лиза.

— Готово! — Михаил, стоя на коленях, выпрямился и вытащил из коробка спичку.

Лиза, Абдул, Антон смотрели на него, замерши, не сводя глаз.

Михаил поднялся, принес сумку и поставил ее так, чтобы она загораживала доску с горкой хвороста от ветра. Оглянулся на остальных и разбойничьим жестом чиркнул спичкой по коробку.

Банкноты подхватились сразу, пламя поползло вверх, обняло ветки, и минуту спустя огонь жадно кинулся в воздух, но не найдя там опоры, побежал вширь.

— А-а-а! — закричал Михаил. — Нас спас президент Франклин!

Он и Антон бросились подбирать вокруг песчаной площадки все, что могло гореть. Поднялся на ноги и Абдул и тоже направился к кустарнику, ковыляя и морщась от боли.

И только Лиза не сдвинулась с места, остановившимися и отяжелевшими глазами глядя куда-то внутрь себя. Она выглядела озадаченной, ошеломленной, потрясенной.

Полчаса спустя они смогли хотя бы отчасти утолить жажду. Аппарат Михаила работал безотказно, и вскоре главное было в том, чтобы придумать, где хранить воду.

— Хочу есть! — заявил Антон после того, как выпил очередную порцию. — И даже не есть, а жрать!

Он с треском расстегнул молнию сумки.

— Подожди! — кинулся к нему Михаил. — Мы должны распределить еду, по крайней мере, еще на сутки.

Но Антон уже сунул в рот пирожное и вытащил из пакета горсть конфет.

Михаил рванул к себе сумку, застегивая ее.

— Антон, ты когда-нибудь бывал за рубежом?

— М-м-м, спраши-шиваешшь! — проговорил Антон с набитым ртом.

— И что, много там детей под два метра ростом?

— Таких не видел, — сказал Антон, со счастливым лицом разжевывая конфету.

— А у нас они — через одного. И при этом мы говорим, что Россия не представляет собой ничего особого, страна как страна, только в стадии реформ. Вот я даже не в состоянии рассердиться на тебя.

Михаил засунул сумку в глубину пещеры и перекрыл вход в нее щитом.

— Абдул, — сказал он, — дай мне знать, если этот заросший пятиклассник опять захочет прибавить в весе.

Антон потрогал щетину и, блаженствуя, провел языком по шоколадному нёбу.

Озеро успокаивалось. Вдали еще скользила по волнам белая кипень, но на берег волны выбегали уже размеренно и ровно. Облака на горизонте все больше таяли, и небо распахивалось во всю вселенскую ширь. Горы, еще недавно стоявшие в дымке, теперь были резко очерчены, а склоны их блистали, как полированный алюминий.

Михаил перенес в расщелину под скалой несколько больших головешек, прикрыл их сверху найденными на берегу досками, чтобы уменьшить доступ воздуха.

Теперь, кажется, сделано все, чтобы спокойно дождаться помощи. Если она придет. Если огонь снова не потушат. Если воду опять не выльют.

Он подошел к Абдулу и сел рядом с ним.

Они долго молчали, греясь на солнце.

— Абдул, — сказал Михаил, — а если бы убили кого-то из твоих родственников, ты мстил бы тоже?

— Это делают везде.

— Но во многих местах есть суд, тюрьма, другие способы наказать преступника.

Абдул ответил не сразу, о чем-то раздумывая.

— Суд есть везде. Тюрьма есть везде. Кто верит суд и тюрьма, тот болеет и умирает.

— Значит, по вашим законам убивать родственников убийцы надо в любом случае, наказан он или не наказан?

Абдул молча кивнул.

— Но тогда эту цепь кровной мести никогда не разорвать. Убийства будут продолжаться бесконечно.

— Их можно прекратить, — сказал Абдул. — Кто-то должен пойти и сказать кровникам: “Убейте меня!” Они его убьют, и все прекратится.

Михаил во все глаза смотрел на Абдула.

— То есть этот человек должен пойти на самопожертвование, принести себя в жертву?

— Я не понял тебя, — сказал Абдул.

— Он должен убить себя руками кровников и таким образом освободить своих родственников от необходимости мстить и избавить их от риска быть убитыми?

Абдул какое-то время молчал, обдумывая слова Михаила, потом опять кивнул.

— Сомневаюсь, что кто-то сумел бы это сделать, — сказал Михаил. — Это должен быть очень сильный человек.

Абдул ничего не ответил.

В бухточку перед ними выплыли чайки, до этого прятавшиеся где-то меж прибрежных камней. Озерная вода светлела, наливалась бирюзой. Непогода окончательно миновала, теперь это было ясно.

— У нас кто-то украл лодку, залил водой костер, разрезал полиэтиленовую пленку, на которой собралась дождевая вода, — сказал Михаил.

— На остров никто, кроме меня, не высаживался, — отозвался Абдул.

— Я тебя не подозреваю, что ты! Об этом ты даже не думай!

— Я не думаю, — сказал Абдул. — Ты знаешь, кто это сделал.

Михаил посмотрел на него, но Абдул наблюдал за чайками и даже не повернул головы.

— Я только не понимаю, зачем, — тихо сказал Михаил.

Жизнь возвращалась во всех ее цветах, запахах, вкусовых ощущениях, она опять приносила радость сокращения мышц, утоления голода, восприятия ясного теплого света, свежего утреннего ветерка. Антон спустился к озеру. Волны сегодня шли мягко, неторопливо, выбегали на песок с тихим уютным шорохом, озеро казалось котенком, мурлычущим ему одному понятную песню. Но Антон помнил его вчерашние удушающие объятия, его неистовые накаты, его огромные холодные хвосты, бьющие со всех сторон. Он наклонился, чтобы попробовать воду и отдернул руку — к воде было боязно притрагиваться.

Выпрямившись, он посмотрел из-под ладони вдаль, где яркой зеленой полосой шла линия южного берега озера. Вчера ее не было видно вообще, а сегодня можно различить, как по дороге вдоль озера движутся автомобили.

Ведь они находятся на таком расстоянии от обитаемых мест, что, кажется, крикни — услышат. И чтобы погибнуть здесь, в пределах видимости населенных пунктов!..

Вчерашний срыв казался теперь кошмаром, который не имеет к нему, Антону, никакого отношения. Минутное помутнение, о котором лучше забыть.

Антон медленно двинулся вдоль береговой кромки, разглядывая, что принесло озеро за минувшие сутки. К обычной дани, которую собирал остров во время сильных ветров, после шторма добавилось немало обычных, но здесь странно завораживающих вещей: ярко-синий пластиковый бочонок, полосатая водомерная рейка, пузырчатый упаковочный пакет из полиэтилена, похожий на чешуйчатую шкурку таинственного подводного обитателя…

Жизнь возвращала веселые краски, их пребывание на острове опять становилось пикником, забавным приключением. Уже к вечеру, без сомнения, здесь появятся люди, их перевезут на берег и все, что с ними случилось на острове, будет яркой, смешной шуткой, о которой одно удовольствие рассказать после бани за пивом.

Лодка, на которой приплыл Абдул, появилась из-за кустов, как и в первый раз, внезапно и ошеломляюще. Антон остановился и долго рассматривал заляпанный грязью номер на ее корме. Внезапно лицо его осветилось. Он перевернул лодку, закрыл дыру в днище полиэтиленовым пакетом и, переломив на четыре части водомерную рейку, прибил ее по краям пакета обломками ржавых гвоздей. Потом аккуратно счистил наполовину облупившуюся единичку, нанесенную белой краской. Теперь с кормы лодку было не отличить от той, которую они взяли в санатории. Он столкнул ее в воду и перетащил ближе к песчаному пляжу напротив пещеры.

Михаил возился у костра, переливая опресненную воду в бутылки из-под пива.

— Миха, — сказал Антон, садясь рядом на песок, — кончай дурью маяться. Ты наготовил воды на целую роту. Она нам больше не понадобится. Ее и пить-то противно.

Михаил ничего не ответил, целясь струей в горлышко бутылки.

— Я не вижу Лизы, — Антон посмотрел в сторону пещеры. — Куда она опять ушла?

Михаил пожал плечами.

— Переживает, — сказал Антон. — Не понравилось, что я сказал о Лехе.

— Ты, значит, заботился об Алексее и о тех, кто его окружает? — спросил Михаил, отставляя бутылку в сторону. — Чтобы Леша стал чистым и светлым, как лесной родник?

— Да ну, Миха, я же все это не всерьез. Я же так…

Михаил сел напротив него по ту сторону костра.

— За несколько дней до трагедии ты приходил в барак и оставил у этого алкаша, у Кузьмы, слоника с хризопразами, — сказал он. — Это было всерьез или понарошку?

— Я просто где-то его выронил, — Антон махнул рукой. — Не знаю даже где. Может быть, у Кузьмы.

— И зачем, интересно, ты мог носить его с собой?

Антон посмотрел на Михаила так, словно то, о чем он спрашивал, никогда даже не приходило ему в голову.

— Я действительно оставил слоника у Кузьмы, — медленно проговорил он. — Предлагал ему деньги, думал, он уберется из барака. Он не взял. Я оставил слоника. Надеялся, что он соблазнится и передумает.

— Леша все делал на пределе сил, — словно не слыша его, сказал Михаил. — В его бы власти, он переделал бы этот мир в неделю, в два дня. Он и в бизнесе вел себя точно так же. Решил открыть автосервис, так ему надо, чтобы он начал работать у него через месяц.

— Революционер! — усмехнулся Антон.

— Нет, — возразил Михаил. — Он никогда не был разрушителем. А вот чересчур нетерпеливым — да. И на этом очень легко было сыграть.

— Сыграть?

— Тому, кто умеет и любит играть. Алексей в последнее время был заведен до предела. А Кузьма вообще ходил по деревне и говорил, что подохнет, но не пустит его на порог. И когда ты ему предложил деньги, он разъярился. Раз его хотят купить, он не отступит даже если к нему придут с милицией.

— Я ни слова ни полслова ему не сказал!

— Ты ничего ему не сказал, верно. Ты молча предложил деньги. И знал, что реакция у него будет именно такая.

— И что из этого? — Антон с вызовом посмотрел на него. — Пусть так! Что из этого?

— Ничего, — Михаил точно был в растерянности. — И ты так спокойно говоришь об этом?

— Вы все мне надоели! — Антон вдруг вскочил. — Мне надоел этот остров! Поэтому я покидаю вас. А вы оставайтесь.

Он огляделся и поднял с песка длинную кривую палку, приготовленную Михаилом на дрова.

Михаил наблюдал за ним с недоумением и внезапным чувством вины.

Антон двинулся вдоль берега.

— А вы оставайтесь! — крикнул он из-за кустов.

Михаил поднялся и пошел за ним.

Антон, стоя в лодке, отталкивался от берега.

— Нашу лодку прибило к острову! — радостно сказал он, оглядываясь на Михаила. — Через час я буду на берегу. Ветер дует в ту сторону.

— Антон! — крикнул Михаил. — Зачем ты это делаешь? Остановись! Как ты будешь смотреть Лизе в глаза?!

Он зашел в воду по колено, словно намереваясь удержать лодку за корму.

Неожиданно лодка стала тонуть. Вода била из днища ключом. В какую-то минуту она легла на дно.

Антон отбросил палку, хохоча во все горло.

Михаил смотрел на него одновременно с ненавистью и жалостью.

— Сюда плывут люди! — сказал за его спиной Абдул.

Михаил обернулся. Абдул показывал рукой на северо-восток.

— Плохие люди, — добавил Абдул. — У одного ружье. А здесь нет уток. Никого нет. Только мы.

Михаил в тревоге огляделся.

— Где Лиза?

С холма особенно ясно и четко просматривалась западная часть озера. Горы в той стороне, за озером были ровными и относительно невысокими, снег лежал только на вершинах, их серебряное ожерелье, отделенное от озера дымчатой прибрежной полосой, казалось висящим в воздухе.

Лиза села на обломок дерева под молодой чинарой и прислонилась спиной к стволу. Потребность в одиночестве за последние полтора года стала почти физиологической — как потребность утолять голод или жажду. Едва только появлялась возможность, она старалась уединиться хотя бы на время.

Волны с ровным шумом разбивались о каменную гряду, идущую от острова в озеро, блики на воде играли в догонялки, но взбаламученную душу не могли успокоить эти мирные звуки и праздничные отражения солнца на выгнутых спинах волн. Лиза закрывала глаза, вновь открывала, силясь разглядеть очертания отдаленного берега. Глаза все равно видели другое…

Окна барака, где жил Кузьма, были глухи и темны. Возле сарайчика на голой земляной площадке, украшенной чеканкой козьих копытец, складывала узоры из цветных стекол девчушка с грязными, в сеточке мелких розовых морщинок коленками. Заметив джип, она на секунду замерла. Ее маленькая тихая ладошка раскрылась, искристые осколки прыгнули на землю, и она бросилась от барака.

Алексей развернул машину капотом к окнам и остановился.

— Ну, что ж твое слово, товарищ документ.

Лиза посмотрела вслед девчушке и протянула ему черную кожаную папку.

— Не знаю, правильно ли мы делаем.

— Слушай, Лиза, напрасно ты меня нервируешь. Кажется, я тебе все объяснил на берегу. Деревня в десяти километрах от города, рядом с автострадой. Подведены вода, газ, электричество. Есть все, кроме согласия этого дурака. Которому, кстати, здесь ничего не принадлежит…

— Он просто так не отступит. Он грозился…

Алексей, обрывая ее, щелкнул дверцей джипа.

В то же мгновение резко распахнулась дверь барака. Но никто на воздух не вышел. В мглистой глубине угадывалась стоящая у стены высокая худощавая фигура в камуфляжной форме.

Алексей ухватился за папку, дернул язычок молнии и, вытащив документы, толкнул от себя дверцу джипа.

Выйти из машины он не успел. В дверной проем барака высунулось на солнечный свет дуло, грохнул выстрел. Папка Алексея, прыгая с ребра на ребро, выскочила из джипа. Он отвалился на спинку сиденья, хватаясь рукой за дверцу и одновременно пытаясь развернуть машину.

Лиза помертвела, не в силах произнести ни звука.

Кузьма в два прыжка подскочил к Алексею и в упор сделал еще несколько выстрелов. Джип медленно покатился под откос, сминая мясистую крапиву и приостанавливаясь на небольших возвышениях почвы, пока не встал совсем.

Местные потом говорили: она закричала так, что было слышно на другом конце деревни. Но Лиза не помнила больше ничего, кроме бешено летающих по стеклу дворников…

…Тишина. Звучная и прозрачная тишина. Здесь в глаза вливается столько света — от неба, гор, бирюзовых волн, которые, кажется, сами по себе излучают свечение…

Этот свет терзает Лизину душу.

То, что случилось в пригородной деревне, ей не забыть никогда. Но то, что едва не произошло вчера у восточного берега острова, легло бы на нее грузом, который она просто не в состоянии была бы выдержать.

Она не рассчитала свои силы, но рада, что задуманное не осуществилось. Ей трудно признаться самой себе, что рада.

Михаил единственный понял, что она задумала. Он понял, и она теперь не знает, как смотреть ему в глаза.

Тишина и прозрачный свет. Они обостряют зрение и слух. Она видит себя рядом с Алексеем ярким маем на одной из пригородных речек, — поляна, убранная желтыми цветами одуванчиков, свадебная кипень черемухи, шуршание птахи в ветвях, — она видит себя синей осенью на острове в Эгейском море, — скользящий с нагретых скал ветерок, переливчатое свечение прибрежной гальки в искристой воде. И она слышит совсем недавнее: грохот и шипение волн и крики тонущего Антона…

Лиза схватилась рукой за лоб. Она больна, она больна этими наваждениями и не знает, как сделать, чтобы они кончились.

— Лиза! — что есть силы кричал Михаил, поднимаясь по холму. — Лиза!

Скала стояла на восточном склоне холма, и чтобы перейти на западный склон, надо было обогнуть ее с севера. Отсюда, с северной стороны, ясно различались лодка и сидящие в ней люди. Обычная весельная лодка и несколько одетых в национальные халаты мужчин.

Тот, что посередине, изо всех сил налегал на весла. В носовой части, держа в руках карабин, устроился звероватый, заросший черным волосом человек с бурой кожей и ясными черными глазами. Еще двое сидели ближе к корме.

До острова им оставалось несколько минут.

— Лиза! Да отзовись наконец! Мы уходим. Здесь оставаться опасно. Лиза!

Она сидела под молодым деревом спиной к нему и даже не повернулась на его слова. Михаил подбежал к ней и схватил за руку, поднимая. Лиза подчинилась и медленно встала, глядя сквозь него словно из сновидений.

— В чем дело?

— Идем, — сказал он. — Туда, вниз.

— Да в чем дело?!

Михаил молча показал в сторону северного берега острова. Лиза на секунду застыла, глядя сквозь ветви, как к берегу, разбивая мелкую рябь, подлетает лодка.

— И что? — спросила она, поворачиваясь к Михаилу.

— Они плывут за Абдулом, — сказал он.

— Почему ты так решил?

— Абдул узнал одного из этих людей. Это двоюродный брат Мохаммада, человека, которого он убил.

— Но они вооружены! — воскликнула Лиза. — И их четверо. Они все равно найдут нас, даже если мы спрячемся.

— Предлагаешь выдать Абдула?

Они бросились к кустарнику на западном склоне острова.

Абдул и Антон сидели в густых зарослях, наблюдая за плывущей к берегу лодкой.

— Они знают, что у тебя нет оружия, — сказал Михаил Абдулу, садясь рядом с ним. — Плывут спокойно, ничего не опасаясь.

Абдул кивнул.

— Кто-то им рассказал.

Лодка повернула влево, человек с карабином поднялся и прошел к ее середине.

— Это Карим, — сказал Абдул. — Он и раньше не любил нас. Он возит на своей машине людей на свадьбах. Мой отец задел повозкой его машину. Помял багажник. Карима не стали приглашать на свадьбы. И вот теперь я убил его брат…

Нос лодки приподнялся, гребец сделал несколько мощных взмахов веслами, и корпус лодки наполовину вылетел на песок.

— Ты говорил, им не найти тебя.

— Кто-то меня выдал, — повторил Абдул.

— Они его еще не нашли, — сказал Антон. — И не найдут.

Все четверо выбрались из лодки и, ухватившись за нее, в несколько рывков протащили дальше на берег. Это были крепкие молодые ребята с обветренными лицами и сильными тяжелыми руками. В здешних местах, где люди редко доживают до пятидесяти, где лица грубеют еще в молодости, по внешнему виду сложно определить возраст человека. Но каждому из этих вряд ли было больше двадцати пяти-тридцати.

Они не потрудились даже спрятать весла — оставили их в лодке — и, наскоро оглядевшись, направились в глубь острова. Кроме Карима, из группы выделялся гребец: он был пониже других ростом, выдвинутая вперед челюсть придавала ему вид угрюмый и нелюдимый. Двое других, на взгляд северного человека, были похожи на миллионы жителей Центральной и Средней Азии: сухощавые смуглые лица, жесткие волосы, узкие плечи под стегаными халатами.

Отойдя от берега на несколько десятков метров, Карим вдруг остановился и что-то поднял с песка.

— Абдул, — тихо сказал Михаил. — Посмотри.

Карим держал в руках окровавленный рукав рубашки Абдула, которым тот перевязывал рану.

— Теперь они убедились, что ты здесь, — Михаил повернулся к Абдулу.

Все четверо гуськом поднимались на холм к пещере. Карим шел впереди, замыкал группу, непрестанно оглядываясь, приземистый гребец.

— Откуда им знать, — сказала Лиза, — может быть, Абдул уплыл с острова.

— У берега в воде лежит лодка с пробитым дном, — напомнил Михаил.

— И что? — возразил Антон. — На ней написано, что это лодка Абдула?

— В любом случае, это для них сигнал, что на острове кто-то есть, — помолчав, сказал Михаил. — Они будут искать. Пройдет немало времени, прежде чем они доберутся до нас. Но они до нас доберутся.

— Господи, за что нам все это! — воскликнула Лиза.

Они сидели на каменистой площадке, со всех сторон окруженной кустарником, и солнце, уже горячее в этот час, обливало их головы и плечи. Гибкая плеточка ящерицы, бронзово сверкнув, скользнула меж камней, на песке остались узорчатые ямки от ее ног.

Ветер, то налегая, то на секунду затихая, с шумом бродил меж вершин соседней рощицы, вдали резко вскрикивала одинокая чайка.

— Я одного не понимаю, — сказал Михаил. — Надо было очень постараться, чтобы столкнуть нашу лодку в озеро. Чтобы ее при этом вынесло на открытую воду, — он посмотрел на Лизу.

Лиза медленно провела ладонью по песку и ничего не ответила.

— На самом деле она не такая тяжелая, — отозвался Антон. — Фанера же…

— Главное, нужны, как это говорили раньше, труды сердца, — сказал Михаил. — Ожесточенного и слепого. Или, лучше, ослепленного.

— Так, — Антон резко повернулся к нему. — Ослепленного?

— Ослепленное сердце делает самые точные и тщательные расчеты и никогда не ошибается, — сказал Михаил. — Допустим, один человек хочет отомстить другому за смерть третьего. Но он слишком любит жизнь, чтобы отомстить ценой собственной жизни. Этот человек очень хорошо знает того, другого, кому хочет отплатить за гибель третьего. Он знает, что тот слаб, склонен к паническим действиям и разного рода идиотским порывам. И этот человек устраивает так, чтобы тот, другой убил себя собственными руками…

— Миша, перестань! — крикнула Лиза.

— Ты рассказал про Мохаммада, — сказал Абдул. — Я застрелил его, как собаку. Но он сам полез под мое ружье.

— Вот как! — воскликнул Михаил. — Он сам полез под твое ружье?! Как это случилось?

— Мой сестра никому не месть…

— Никому не мстил, — подсказал Михаил.

— Она никому не мстил. Но она был в позоре. Не хотел жить. А Мохаммад спрятался, не приходил домой. И сестра позвал его к себе. Мохаммад любил женщин и пришел к сестра. Я его ждал. У меня был в руках ружье. Все.

— Но я рассказал не о Мохаммаде! — удивился Михаил. — Совсем другая история. Конечно, мои слова тебе сложно было понять…

— Ты рассказал о нем, — убежденно сказал Абдул. — Я все понял.

— И ты простил свою сестру? — спросил Антон. — Ведь, по сути, по ее воле тебе пришлось уйти из дома, скитаться, прятаться от кровников. Каждую минуту ждать, что тебя убьют.

— Я простил ее, — просто ответил Абдул. — Я сказал ей спасибо.

Лиза закрыла лицо руками.

— Я слышал, у вас женщину убивают, если она…ну, с мужчиной… — сказал Михаил. — А он, то есть мужчина, как бы ни в чем не виноват.

— Я очень любил сестра. Я бы глотку… каждому… зубами…

Тишина, шорох волн, шелест ветра, мягкий и уютный, как скольжение платка по чьим-то шелковым плечам.

— И чего мы тут ждем? — сказал Антон. — Они обнаружат нас и убьют Абдула. Мы этого ждем?

— Что ты предлагаешь? — спросил Михаил.

Антон пробрался меж кустов к берегу и забрел по колено в воду, нашаривая на дне крупную, в кулак, гальку. Набрал с десяток камней и, прижимая к животу, перетащил их в кустарник.

— Будем играть в детские городки и крепости? — сказала Лиза, складывая гальку в пирамиду.

— Вот это, — Антон поднял один из камней, — ломает кости не хуже дубины.

— Ты серьезно? — Лиза переводила взгляд с него на Михаила и обратно. — Идти на четверых здоровых мужиков? С камнями против карабина?

— Идут они, а не мы, — уточнил Михаил.

— Они не должны видеть нас, — сказал Абдул. — Увидят — убьют. Их не остановишь.

— Вот пусть сунутся, — Антон прихлопнул рукой по вершине пирамидки.

— Ясно, вы у нас герои, — Лиза приложила ладони к нагретому солнцем камню. — Еще скажите, что вам не страшно.

— Сядь, не мелькай, — Михаил потянул ее за руку. — Страшно, Лиза. Но что это меняет?

Лиза отвернулась, глядя меж кустов, как ветер разбивает на кусочки бегущую по воде дорожку солнца.

С холма от скалы что-то начали кричать. Разобрать можно было только одно слово: “Абдул!”

— Кричат: “Выходи!” — сказал Абдул.

Карим и его люди стали спускаться с холма, расходясь в стороны и двигаясь полукольцом к зарослям западной оконечности острова.

— Через пять минут они будут здесь, — сказал Михаил.

Карим остановился и опять что-то крикнул, обращаясь теперь к своим спутникам.

Михаил обернулся к Абдулу.

— Подожгут траву, — ответил на его взгляд Абдул. — Огонь пойдет в нашу сторону.

— Правильно! — вскрикнул Антон. — Хрена ли им нас искать? Они изготовят четыре копченых туши и делу конец. Без всяких усилий.

Карим наклонился и щелкнул зажигалкой. На высохшей траве дрогнули желтые лоскутки пламени, проворно перебираясь с одного стебля на другой. Приземистый гребец поступил хитрее: скатав из травы клубок, он поджег его и бросил на валежник в глубине кустарника.

Вскоре всю западную оконечность острова затянуло густым сизым дымом. Пламя шло низом, захватывая подрост, мелкий кустарник и подбираясь к ореховой рощице.

— Миха, надо уходить, — сказал Антон. — Или подохнем!

— Куда уходить, Антон? — Михаил протянул Лизе мокрый носовой платок. — Закрой нос и рот. Куда, Антон? Они потребуют выдать Абдула, как только обнаружат нас.

Антон выдернул из шортов нижнюю часть футболки, прижал ее к лицу.

Дым разъедал глаза, забивал легкие. Потрескивание и шорох пламени, ползущего по кустарнику, слышались уже метрах в пятидесяти.

Абдул, опираясь руками о песок, тяжело поднялся.

— Ты куда, Абдул? — Михаил повернулся к нему.

— Лучше один мертвец или четыре? — сказал Абдул.

Он, хватаясь руками за кустарник, шагнул в сторону холма.

— Стой! — Михаил вскочил на ноги. — Так никто не договаривался.

— Со своей смертью я договорюсь сам, — сказал Абдул.

— Карим! — крикнул он и добавил что-то на своем языке.

Из кустарника с западной стороны, где дыма еще не было, показалась рослая фигура Карима. Кожа бурого лица была как высушенная солнцем земля его родины.

Он поднял карабин. Абдул что-то быстро заговорил по-своему, обращаясь к нему. Карим, не опуская карабина, посмотрел на Михаила и тоже что-то сказал.

— Он просит вас уйти, — Абдул не сводил глаз с карабина. — Тогда не тронет.

— А ты? — сказал Михаил.

— Умирать все равно придется, — ответил Абдул и, помолчав, добавил. — Плохо. Очень плохо. Я прятался, не вышел к ним сам. Теперь за меня будут мстить.

Его глухой голос будто шел со дна озера. Боли в нем не было, и не было печали, только сожаление.

— Уходите, — сказал Абдул.

Михаил помог подняться Лизе. Антон, согнувшись и уткнув лицо футболку, уже покидал площадку, где они укрывались. Михаил и Лиза направились за ним. Сбоку вынырнули из кустов соплеменники Карима.

Карим, уперши приклад карабина в живот, смотрел на Абдула пустым недвижным взглядом.

Когда Лиза поравнялась с ним, он остановил ее и уткнул карабин ей между грудей.

Михаил тоже встал, вопросительно глядя ему в глаза. Карим молча мотнул головой в сторону озера: уходи!

Михаил стоял, будто его держали за ноги. Карим снова показал головой на озеро, уже нетерпеливо и требовательно. Михаил не двигался с места.

Карим резко повел карабином в сторону озера. Михаил внезапно ударил рукой по стволу. Карим нажал на курок, пуля вонзилась в землю. За его спиной мелькнула фигура Антона, послышался жуткий хруст, и карабин выпал из рук Карима. Антон отбросил камень, которым ударил Карима в плечо, и схватил карабин.

Соплеменники Карима выхватили ножи и застыли, глядя на Антона. Антон поднял карабин к плечу.

— Абдул, переведи им, чтобы они отдали нам ножи, — сказал Михаил.

Абдул побледнел и медленно повернулся к людям Карима, не говоря ни слова. Они бросили ножи на землю, глядя на Абдула, как показалось Михаилу, скорее с презрением, чем с недоброжелательством. Абдул, тяжело хромая, пошагал прочь. Лицо у него было серым и безжизненным.

Огонь наступал со всех сторон. Надо было уходить, пока он не взял их в кольцо.

В дыму и суматохе никто не заметил, что гребец исчез.

— Мы возьмем их лодку! — воскликнул Антон, передавая карабин Михаилу. — Нас теперь здесь ничего не держит.

— Я не поплыву, — сказал Абдул. — Лодка не мой. Я не вор.

— Да головешку бы тебе в одно место! — заорал Антон. — Только не раскаленным концом, а холодным. Чтобы никто не мог вытащить. Мы едва спаслись, а он опять!..

— Утихни! — сказал Михаил и повернулся к Абдулу. — А если мы возьмем с собой Карима?

Люди Карима стояли на открытой площадке, недвижные, будто замороженные.

Михаил подобрал ножи у них под ногами и подошел к Кариму. Карим сидел на песке, держа сломанную руку на весу. Ни одним, даже самым крохотным движением он не дал понять, что заметил остановившегося возле него Михаила. Но глаза под наполовину прикрытыми веками блеснули.

— Абдул, — попросил Михаил, — пусть Карим скажет своим людям, чтобы вели себя тихо. У нас тоже есть нервы. Мы два дня почти ничего не ели, не пили и вообще думали, что сдохнем. Нажмем на курок и сами не заметим.

Абдул повернулся к Кариму и его людям и что-то произнес. Никто из них не сказал в ответ ни слова.

— Абдул, — сказал Михаил, — спроси, где они взяли лодку. Может ли на острове сегодня появиться кто-нибудь из местных. Не ищут ли нас. Кто им рассказал про тебя.

Карим смотрел на него и Абдула странными, словно различающими что-то скрытое от них глазами.

— Ничего не скажет, — тихо произнес Абдул. — Он железный. Как его машина.

— Похоже, ты уважаешь его.

— У меня нет к нему ненависти, — сказал Абдул. — У него тоже нет ненависти ко мне. Он только хотел сделать свою работу. Ему не удалось.

— Но эта, как ты говоришь, работа — убийство!

Абдул кивнул.

— Он не любит нас. Но убить меня — только его работа. Работа, больше ничего.

Михаил медленно переводил глаза с Карима на Абдула и обратно.

— Вы похожи друг на друга, — сказал он.

Абдул опять кивнул.

— Я знаю.

— Тогда скажи, как нам лучше сейчас поступить. Чтобы он и его люди сидели смирно и не мешали нам.

Абдул посмотрел на Карима, на его людей.

— Их здесь только трое, — сказал он. — Четвертый убежал.

Михаил вздрогнул и огляделся, будто его окликнули на пустынной улице.

— Черт! Куда он мог деться?

Карим что-то сказал, морщась и делая остановки посреди фразы.

— У него нет оружие, нет нож, — перевел Абдул. — И он трус, — он помолчал. — Ничего не надо делать. Пускай отведут Карима к пещере. Дай мне карабин. Я буду их сторожить.

Михаил длинно посмотрел ему в глаза, но Абдул не отвел взгляда.

— Нет, — сказал Михаил. — Я не могу отдать тебе карабин. Когда мы выберемся отсюда, я помогу тебе перебраться в Россию Там ты будешь в безопасности. Когда-нибудь даже вспоминать не захочешь, что произошло с тобой и твоей сестрой. Вот увидишь. Я не дам тебе карабин.

— Почему ты не доверяешь мне?

— Тебе надо жить, — сказал Михаил.

Абдул перевел взгляд на озеро, и туман печали опять сделал его лицо серым и тихим.

Люди Карима помогли своему вожаку подняться и, придерживая, повели на восточный склон холма.

Сбоку, вся охваченная огнем, пылала ореховая рощица, пепел, кружась, ныряя, поднимаясь и опять падая, летел к озеру. Дым, прибитый ветром, тащило к воде, и волны облизывали его серебряными язычками.

Они приближались к пещере, когда на холм вылетел Антон.

— Он оказался хитрожопее всех — сел в лодку и уплыл! — крикнул он. — Вон плывет, смотрите!

Лодка была уже метрах в ста от берега. Гребец с силой вспарывал воду веслами, за кормой, изумрудно поблескивая, бурно вилась дорожка.

Михаил прислонился к скале, преодолевая внезапно охватившее его чувство бессилия.

— Солнце нагнулось, — сказал Абдул. — Так у вас говорят?

— Склонилось к закату, — поправила Лиза. — Что будем делать? Ждать еще одного шторма?

— Сегодня помощи не будет, точно, — отозвался Михаил. — Придется кому-то вплавь, держась за лодку Абдула. Ветер попутный. Или будем тут сидеть, пока не посинеем от холода.

— Только не ты! — вскинулась Лиза.

— Почему?

— Не ты, — повторила Лиза упрямо.

— Кто же?

— Нет! — Лиза сжала кулачок. — Тебе нельзя.

— Да почему, Лиза?! — Антон вскочил и принялся широко шагать по песчаной площадке возле пещеры. Песок летел от его сланцев во все стороны.

— Если не мы, то кто, по-твоему? — спросил Михаил. — Может быть, ты?

Лиза опустила голову.

— Вы не можете, — сказала она тихо. — Ни ты, ни он.

Михаил внимательно посмотрел на нее.

— Понимаю, — сказал он. — Но почему не могу я?

Лиза подняла на него глаза, и он вздрогнул от ее взгляда.

— Ясно, — медленно произнес он. — Боишься остаться с ним один на один? Оказалась слабее, чем думала?

Лиза повернула голову в сторону озера, набрала в горсть песка и с силой сжала его в кулаке.

Антон подошел к Михаилу, встал напротив него.

— А собственно, почему она диктует, что мы должны делать и что не должны?

— С лодкой или хотя бы с небольшим бревном было бы безопаснее, — сказал Михаил.

— Но очень медленно, — ответил Антон. — И в конечном итоге выйдет хуже.

— Нет! — сказала Лиза.

— Послушай, женщина… — с внезапной властностью в голосе начал Абдул.

Лиза быстро взглянула на него и отвернулась.

— Надо этих, — Антон кивнул на Карима и его людей, — запереть в пещере. Иначе их сложно будет контролировать.

Михаил кивнул.

— Ты уверен, что доберешься до берега? — спросил он. — Хорошо рассчитал?

Антон промолчал.

Они приказали Кариму и его сообщникам залезть в пещеру и завалили вход в нее камнями.

— Даже не знаю, что сказать, — Михаил подошел к Антону. — Все-таки я должен бы плыть.

— Перестань, Миха.

— Возьми вот это, — Михаил вытащил из кармана шортов какой-то предмет и протянул его Антону.

На ладони у него лежал фарфоровый слоник с глазами из хризопразов.

Антон смотрел на слоника, словно загипнотизированный.

— Мне передал его Кузьма, — сказал Михаил, — чтобы я вернул его тебе. Возьми, чтобы он напоминал тебе о Лизе. Это поможет тебе доплыть.

Антон взял слоника, осторожно подбросил его в руке и, внезапно размахнувшись, швырнул в озеро.

Скинув футболку и шорты и оставшись в одних плавках, он быстро пошел к берегу.

Вода изумрудно вспыхнула, когда он вошел в нее и, словно проламываясь через ее толщу, быстро направился от берега.

Все, кто остался на площадке у пещеры, молча смотрели ему вслед.

Некоторое время спустя его русая голова уже едва различалась в бликах солнца.

— Как тебе удалось столкнуть лодку в воду? — спросил Михаил, садясь возле Лизы.

— Она не тяжелая, мне по силам, — ответила Лиза так, словно ждала этого вопроса.

— Ясно, — сказал Михаил. — Залила костер, разрезала пленку… Что, месть нам обоим? Мне, в том числе?

— Костер залил Антон. Он обозлился на тебя, как женщина, которую бросили, — Лиза помолчала. — Нет, не месть. Как ты не можешь понять!

Она набрала в руку песку, подержала в кулаке и отбросила. Ветер швырнул песок ей в лицо, но она как будто этого не заметила.

— Ты должен понять. После гибели Леши я не жила, я была, как вот этот камень. Ничего для меня не было, кроме прошлого. Неделями не выходила из дома, даже родителям не звонила. Потом однажды меня точно ударило: Леши больше нет, я сама мертвая, но кто-то, кто виноват в его смерти, ходит по земле, как прежде, — пьет вино, слушает музыку, развлекается так, как развлекался до нашей смерти. И я подумала… — она замолчала.

— Ты решила, этот кто-то — Антон? — осторожно спросил Михаил.

— Я так думала! — сказала Лиза. — Ведь все было за то, чтобы я так думала, правда, ведь? — она порывисто повернулась к Михаилу.

— Да, — сказал он, глядя вдаль. — Ты могла так подумать.

— Правда ведь? — ее лицо на мгновение посветлело. — Но я была не права.

— Антон, наоборот, хотел убедить Кузьму оставить барак, — сказал Михаил. — Соблазнял его слоником с хризопразами.

— На самом деле?

— Да, — сказал Михаил, вглядываясь в играющие на волнах блики. — Так оно и было.

Некоторое время они не произносили ни слова.

— Разве мы вправе решать, кому жить, а кому нет? — вдруг сказал Михаил.

— Причем тут право? — она быстрым взглядом пробежала по его лицу. — Право это нечто, установленное людьми. А есть голос, который в нас, внутри, вот здесь, — она показала меж грудей, куда Карим недавно ткнул дулом карабина. — Он выше правил, принятых людьми. Я не могу назвать это любовью, или ненавистью, или памятью. Это голос, с которым никто и никогда еще не сумел справиться. И я не умею. Если бы я умела!..

Они опять надолго замолчали. В ветвях акации над ними прыгали мелкие птахи, крылья их лопотали, как листва под ветром.

— Ты рассчитала очень точно, — сказал наконец Михаил. — Если бы в тот момент рядом с нами не оказалось Абдула, Антон бы утонул…

— Миша, прошу тебя не надо! — Лиза на секунду закрыла лицо руками. — Я не могу даже вспоминать об этом.

— А что, собственно, случилось? — спросил Михаил с намеренной жесткостью. — Разве тот голос внутри тебя больше не звучит?

— Нет, не звучит, — она посмотрела на него блестящими от слез глазами. — Когда я увидела, как он выходит из воды, мокрый, жалкий… Что-то во мне обвалилось…Он тоже был почти мертвый в тот момент…

Михаил перевел взгляд на озеро. С этой стороны острова ветра не было совсем, вода у берега стояла спокойная, гладкая. Но сбоку, слева, ветер с жестяными звуками перебирал камыши и, улетая к открытой воде, нагонял там легкую волну. При таком ветре одолеть три километра мог бы и пловец слабее Антона.

— Ты думаешь, он все понял? — спросила Лиза.

— Он понял и готов забыть об этом, — Михаил зачем-то встал, постоял, как бы борясь с собой, и снова сел. — И ты должна это сделать.

— Я слишком прислушивалась к тому голосу, который над чувствами, над законами, над всем… Я ненавижу себя за это, — ей перехватило дыхание, она на секунду замолчала. — Я думаю, Антон тоже знает, как звучит этот голос. А ты знаешь?

— Спроси лучше Абдула, — Михаил кивнул на таджика, сидящего у скалы с закрытыми глазами. — Он тебе ответит.

— Антон не вернется, — сказала Лиза. — Доплывет до берега и утром уедет домой. Может быть, даже сегодня вечером. Он знает, что у нас есть огонь, есть вода и немного еды. Ему здесь больше нечего делать.

— Но если вернется, обещай, что все останется в прошлом. Мы больше никогда не будем говорить о том, кто виноват и в чем виноват. Ты выздоровела, и это самое главное.

Лиза вместо ответа прижалась к его плечу. Михаил осторожно, словно боясь повредить, сжал ей руку.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Лишь бы он доплыл.

— Он доплывет, — отозвался Абдул, все так же не открывая глаз.

Два часа спустя они поднялись на холм.

Солнце уже садилось. Багряный свет бежал по воде, покрытые снегом горы блистали, как начищенная латунь. По озеру, по всей долине, посреди которой оно находилось, разлились тишина и щемящая печаль, не разрушаемые даже скрипучими криками чаек.

Над горами небо прорезало копье реактивного самолета.

Они до рези в глазах вглядывались в противоположный берег. Но не было видно ни лодки, ни катера.

— Мы оставили людей Карима без присмотра, — сказала Лиза. — Зря, наверно.

— Зачем мы им нужны? — отозвался Михаил. — Абдул не их кровник, а Карима.

Абдул на секунду повернулся к скале и опять стал вглядываться в противоположный берег, который все более закрывала красновато-синяя дымка.

Озеро оставалось пустынным. Михаил с тревогой и отчаянием ходил вдоль берега. Лиза молча сидела в стороне.

Солнце катилось над вершинами гор, когда вдали показалась черная точка.

— Они, — сказал Абдул.

Катер остановился метрах в двадцати от берега. В воду спрыгнул загорелый парень в черной майке. За ним перевалился через борт Антон и, покачиваясь от усталости, двинулся к берегу.

Все трое бросились к нему, словно он только что спас себе жизнь в безвыходной ситуации.

— Он, видите ли, был свидетелем на свадьбе, — выходя из воды, сказал Антон. — Мы тут чуть не подохли, а он, видите ли, свидетелем…

— Ну, загружайтесь, — парень махнул рукой в сторону катера. — Где эти ваши бандюганы?

Антон вышел на берег и остановился перед Лизой, молча глядя на нее. Она неловко шагнула вперед, и он осторожно обнял ее.

— Прости меня, — сказал он. — Я не должен был вмешиваться в отношения Леши и Кузьмы.

— И ты прости меня, — тихо проговорила Лиза.

Она высвободилась из рук Антона и, повернувшись, подошла к Михаилу, встала рядом с ним. Михаил молча взял ее за руку, и она прижалась к нему.