Я давно хотел побывать в Европе. Музеи меня не интересовали и не интересуют в принципе. Живая реальность всегда значительней мертвой. Кроме того, я еще в молодости много посещал музеи Ленинграда и Москвы. Что может дать Лувр после Эрмитажа? Не знаю.

Мне хотелось посмотреть на современную жизнь Европы, чтобы через нее, может быть, понять самого себя и собственную страну. Теперь, когда мое путешествие туда состоялось, мне кажется, я даже перевыполнил свой план. Во всяком случае такого развернутого очерка, какой получился у меня после этой поездки, мне встречать не доводилось. Это, конечно, не значит, что таких материалов нет в принципе. Но я их не видел.

С другой стороны, эта поездка изменила многие мои представления о собственной стране и о русских как нации.

Наконец, я собрал море всякого рода информации, которая будет полезна тем, кто в таких путешествиях еще не бывал.

У нас был стандартный автобусный тур, который называется “Париж-Ницца-море-Венеция”. Но мы останавливались и в других городах, некоторые из них я буквально прочесал, обойдя все самое для меня важное.

Таким образом, наш автобус прошел по Европе около 5200 километров и примерно столько же я проехал на поезде по России и Белоруссии.

Это была одна из самых напряженных, насыщенных и замечательных поездок в моей жизни. За две с небольшим недели я проехал практически всю Европу с востока на запад, от Екатеринбурга до Парижа (от которого по прямой до Атлантического океана лишь 150 километров) и обратно, и половину Европы с севера на юг (от Варшавы до Ниццы) и обратно.

Поскольку тур был обычный, заточенный на музеи и архитектурные комплексы, я увидел не все, что мне хотелось. Скудные впечатления, например, остались от Европы деревенской, фермерской — в глубинку мы не заезжали, лишь иногда, как в Польше, мне удавалось ускользнуть в какой-нибудь поселочек. Не было остановок на природе. Я заметил только, что реки в Европе все до одной грязные. Первую чистую речку я встретил в Кировской области, уже возвращаясь домой.

Однако то, что предлагал этот тур, я использовал в своих целях по максимуму, практически не участвуя в экскурсиях, а бродя по городам в одиночку.

Европа, конечно же, очень разная, поэтому стоит сразу дать некоторые общие сведения.

Погода во время нашего путешествия была почти идеальной: ночью 18-20 градусов тепла, днем 25-30 градусов. Днем практически все время светило солнце. Лишь в Ницце, к сожалению, из трех дней полностью солнечным был только один, а четвертый день, день отъезда, просто выдался дождливым. По словам нашего гида, Ницца в последнее время по каким-то причинам перестала быть такой солнечной, какой была раньше. Тем не менее мы купались ежедневно. По моим ощущениям, вода в море была выше 20 градусов.

По климатическим условиям юг Франции и север Италии, где мы проезжали, похожи на наше черноморское побережье. Однако в районе Милана есть, например, большие плантации киви. Виноград в южной Европе, конечно, везде.

В срединной Европе — странное для нас сочетание растительности, похожей на нашу, и очень теплой погоды. Березы в Польше и Германии в середине сентября еще стоят зеленые. У нас в это время, как известно, леса в золоте и начинается листопад.

В Европе нет комаров и мух — можно спать с открытыми окнами, что я и делал во всех отелях, если номер был не на первом этаже.

Дешевле всего, конечно, товары и услуги на востоке Европейского Союза — в Польше. В придорожном ресторанчике можно сытно и вкусно пообедать за 6 евро. Польша до сих пор не перешла на единую европейскую валюту из-за опасений инфляции, но евро принимают почти везде. 1 евро равен 3,2 злотого.

В берлинском ресторане самообслуживания такой обед стоит уже 9 евро.

Пицца на Курфюрстенштрассе — 2 евро.

Бутылка минеральной воды 0,5 литра — 1-1,5 евро.

0,5 кг хлеба стоит в берлинских магазинах от 0,89 евро.

Один из самых дорогих городов Европы — Париж.

0,5 литра минеральной воды здесь стоят 2 евро (в барах и ресторанах Европы чай и кофе имеются не всегда, так что без воды или сока не обойтись, тем более когда жарко).

Сэндвич (багет с колбасой и помидорами) — от 2,5 евро.

Одно второе блюдо в ресторанчике — от 7 евро.

Персики (я каждый вечер покупал 2-3 штуки к ужину) — от 3 евро за 1 кг.

Проезд на метро — 1,5 евро.

На 10 евро в день в Париже прожить невозможно. Во Франции работнику по закону нельзя платить меньше 1000 евро в месяц. Нам эта сумма кажется большой. Но в Париже это смешные деньги. Квалифицированный специалист зарабатывает 5-6 тысяч евро.

В курортных городах юга Франции цены ниже.

0,5 литра минеральной воды стоят от 1 до 1,8 евро.

1 кг помидоров в Ницце — от 1,5 евро.

Бескостная говядина стоит 5-6 евро за 1 килограмм.

Курица — 4,5 евро за 1 килограмм. Все это в центральной части города. На рынке, возможно, дешевле, но туда я не заходил.

Вход в платный туалет в туристических центрах стоит 40-50 центов, в других местах — 10-30 центов. В Германии все придорожные туалеты платные, в других странах есть и бесплатные.

Одежда, обувь и т. д. меня не интересовали, я эти магазины не посещал. Точно такие же товары и приблизительно по тем же ценам, может быть, чуть дороже, можно найти в любом крупном городе России. В Дрездене среди товаров, выставленных на тротуар, я запомнил весьма вместительный чемодан на колесиках за 14 евро. Правда, при низких ценах и качество соответственное. Не факт, что колесики такого чемодана не отвалятся до приезда в Россию.

В турагентстве “Фонд мира”, где я покупал путевку, меня уверяли, что в Европе можно прожить на 10 евро в день. Это, конечно, неправда. Но на 20 евро — возможно. Я, по крайней мере, уложился. Некоторым из наших женщин не хватило и 1000 евро на две неполных недели. Но с женщинами все понятно: купят билет на какой-нибудь “Мулен Руж” за 100 евро, а потом морщатся, мол, наш “Тодес” лучше. При отъезде чемоданы у них трещали по швам. Что они там покупали, не знаю. Что-то везти из Европы, кроме сувениров, нет особого смысла.

В принципе, в таких турах, как наш, можно обойтись вообще без знания языков, особенно если везде следовать за гидом. В крайнем случае помогают всем понятные жесты: одна или две штуки, туда идти или туда и т. д. Но у меня была собственная программа, и что такое не знать языков, я ощутил в полной мере. В Польше я вообще был слепым и глухим. Как везде в Европе, там на каждом шагу указатели и надписи, но все они на латинице и при этом почти нет слов, родственных английским или немецким. Правда, продавщицы в магазинах часто знают русский или украинский, так что объясниться все-таки можно.

В Германии я чувствовал себя комфортнее всего, поскольку бегло читаю на немецком и худо-бедно могу объясниться. Но здесь первое время у меня была другая сложность: заходя в магазин или подходя к прохожему, я уже заготавливал какую-нибудь фразу. Немец или немка, полагая, что я владею языком свободно, начинали тараторить, и я понимал их речи с пятого на десятое. Иногда, правда, хватало уловить два-три слова или словосочетания, чтобы понять смысл. Но в дальнейшем я все же старался не производить впечатления большого знатока немецкого.

Так или иначе в Германии мне было хорошо.

Точно так же я потом поступал в Италии, хотя после всего предыдущего многоязычия в голове образовалась каша, и я иногда изъяснялся на чудовищной смеси английского, немецкого и французского (за неделю жизни во Франции кое-какие слова и словообороты все-таки усвоил).

В конце концов я пришел к однозначному выводу: говорить надо на языке той страны, где находишься. Достаточно запомнить 10-15 фраз, и они помогут в большинстве случаев.

О дорогах Европы сказано, кажется, уже все. Но их качество все-таки не везде одинаково. Лучшее покрытие, по которому мы ехали, находится во Франции, по пути из Парижа в Ниццу (за исключением небольшого участка возле Лиона). Я наполнял свою кружку чаем почти до краев, ставил на кофеварку и чай не проливался, хотя скорость была за 100 километров. Но даже в самых “плохих” местах, в Альпах, например, или кое-где в Польше, дороги значительно лучше, чем у нас — лишь иногда слегка потряхивает. Шестиполосные автобаны (как правило платные) есть везде, за исключением Польши — там максимум 4 полосы, а чаще просто узкая дорожка с многочисленными поворотами, хотя часто весьма ровная.

Из-за переизбытка впечатлений я забыл посетить книжные магазины Берлина и Парижа, но во всех других городах исправно их посещал. И они нагнали на меня тоску несказанную. Во всех без исключения магазинах у полок с художественной литературой я был одним-единственным посетителем. Европа романы и повести, кажется, вообще не читает. За все время я лишь однажды видел человека с книгой в руке. Это было в Париже.

Если говорить о книгах русских писателей, то лишь в Каннах я видел переводные произведения Л. Толстого, А. Чехова и А. Солженицына. Впрочем, о чем речь, если мало кому интересны даже ориентированные исключительно на массового читателя Толкиен, Стивен Кинг, Джон Гришем! Очень возможно, что вскоре то же самое будет у нас.

Газет, если оценивать по названиям, в Европе мало. Это, как правило, традиционные, раскрученные издания, которые на слуху и в России.

Телевизор я смотрел каждый вечер в номерах отеля. В Европе нет засилья идиотских шоу, как у нас. Во Франции под такие передачи отведен первый канал. На остальных — новости, фильмы, дискуссии и т. д. Один из каналов — на немецком.

Новостных передач много, как и у нас. В годовщину бесланской трагедии мы были в Париже. Французское телевидение рассказывало о ней очень сочувственно — это можно было понять по видеоряду и интервью с нашими соотечественниками. Новости из Нового Орлеана были более отстраненными, хотя эти события тоже воспринимались, конечно, как трагедия.

Юмористических передач, подобных нашим, я не видел в Европе ни разу.

В Милане (Италия) телевизор у меня работал более трех часов, и все это время сразу по двум каналам шла речь о футболе — прогнозы, комментарии, трансляция наиболее интересных эпизодов. Похоже, в Италии футбол всегда тема номер один.

Совсем нет “фанеры”. В Милане же я видел выступление одной из певиц в каком-то небольшом зале. После такого вокала слушать какой-нибудь “Лицей” — настоящее испытание для нервов.

В целом телевидение Западной Европы, я думаю, показалось бы нашему зрителю пресноватым — люди у нас привыкли к остренькому. Однако с эстетической точки зрения оно однозначно качественнее нашего.

Аптеки в Европе построены однотипно: у дверей что-то вроде прихожей, это зал самообслуживания, здесь на полках парафармацевтика. Дальше за стойкой провизор. За его спиной полки с рецептурными препаратами. Минимум рекламы или даже, как я сейчас припоминаю, ее вообще нет. Отличает тамошние аптеки от наших также разнообразие дизайна. Часто залы оформляются в стиле ретро. Аптечных супермаркетов в Европе я не видел, может быть, они просто не попались на моем пути.

Вопреки распространяемым у нас сказкам в Европе к русским относятся очень хорошо. Да и как может быть иначе — ведь мы везем им деньги. Но даже простые прохожие на улице, как правило, доброжелательны. Немец в Дрездене с искренним интересом расспрашивал одного из наших мужчин о поездке и очень удивлялся, сколько мы уже посмотрели. В том же Дрездене я сам не раз обращался к немцам с просьбой подсказать, где купить батарейки к фотоаппарату, или показать, в каком направлении идти к Эльбе. И всегда получал более чем исчерпывающий ответ.

Может быть, рассказы о плохом отношении к русским идут из 90-х, когда Европу наводнили “братки”. Но сейчас их там нет. За всю нашу поездку я видел таких русских лишь однажды — в супермаркете городка Фонтенбло под Парижем: ор на весь магазин, размахивание руками и сплошной мат.

Если русский ведет себя прилично, а у нас в группе были только такие, то и отношение к нему соответствующее.

Из тех европейцев, кто встречался нам на пути, мне более всего понравились французы — удивительно обаятельный и легкий в общении народ. Но я тепло вспоминаю и немцев. Нашим женщинам больше всего пришлась по сердцу особая разновидность итальянцев - венецианские гондольеры.

Впрочем, все это лишь поверхностные впечатления. К тому же меня часто принимали за кого угодно, только не за русского. В Милане двое ребят-туристов, по внешнему виду выходцев из Югославии, долго расспрашивали меня по-английски, "где на этой улице находится вот такая большая церковь". В Венеции продавец пиццы неожиданно поблагодарил меня за покупку по-немецки. Таких случаев было множество. Так что с большой уверенностью обобщать не буду.

Вообще, коли речь зашла о том, чем мы отличаемся от других, то надо сказать, наши люди однозначно становятся русскими только в местах общего пользования: в туалетах, в магазинах, в ресторанах, где есть "шведский стол". Люди из нашей группы иногда устраивали такую толчею и давку, что даже мне было странно наблюдать за ними

Для таких путешествий нужны здоровые ноги и крепкий желудок. Даже если вам позволяют средства, далеко не всегда удастся утолить голод в ресторане, придется обходиться пиццей или бутербродом. В автобусе наливают чай или кофе — по желанию, — так что не помешает прихватить с собой кружку.

Нередко полагают, что длительные переезды тяжело переносить. Но из всей нашей группы на это не пожаловался никто. Я и сам не испытывал особого дискомфорта, хотя проходил в день километров по двадцать и больше и ноги к вечеру гудели. Правда, во время ночных переездов у меня была возможность положить ноги на перемычку между кофеваркой и стенкой автобуса (но это место неудобно тем, что прямо перед глазами расположен телевизор).

Если нет заграничного паспорта, лучше получить его зимой. Тогда это займет не больше месяца.

Билет в автобусный тур лучше купить месяца за три до начала. В этом случае можно рассчитывать на лучшие места в автобусе (несколько передних рядов с правой стороны).

При оформлении путевки, кроме обязательной медицинской страховки, стоит купить страховку на случай невыезда. Представьте, что вам не дали визу (такой случай был с одной нашей несостоявшейся попутчицей) или вы, не дай бог, сломали ногу перед самой поездкой. Уже уплаченные деньги вам никто не вернет. Страховка от невыезда летом 2005-го стоила около 600 рублей.

Одежду для путешествия надо выбирать самую необременительную. Я, например, повсюду ходил в льняных штанах и футболке или рубашке навыпуск. В таком виде пускают даже в казино Монте-Карло. Для ночных переездов в автобусе лучше взять с собой свободную одежду, например, спортивную — водители специально делают остановки возле туалетов, иногда платных иногда бесплатных, чтобы люди перед таким переездом или после него могли переодеться.

В качестве валюты с собой надо брать евро. Доллары в Европе не нужны. Обязательно должно быть несколько купюр достоинством 5-10 евро — на первое время. В Польше, например, с крупными купюрами могут быть проблемы — не найдется сдачи. В российской провинции разменять евро сложно, к тому же банки берут за эту услугу 1-2 процента. Но обмен можно сделать в Москве, причем не платя за это ни копейки.

Учтите, что гиды будут раскручивать вас делать покупки в определенных местах. У нас это был магазин парфюмерии в Париже, парфюмерная фабрика Галлимар в местечке Грас на юге Франции и стеклодувное производство в Венеции. Ту же самую парфюмерию можно купить в других магазинах Парижа или в России. Я купил два флакончика духов, но миниатюрных, какие у нас вряд ли встретишь. Фабрика Галлимар — откровенное выкачивание денег. Мешочки с душистыми травами там, например, продают вдвое дороже, чем в магазинах юга Франции. Венецианское стекло можно купить там, где предлагает гид, но можно, наверно, найти дешевле в магазинчиках Венеции. Браслеты с закатанным в них золотом, которые я купил на стеклодувной фабрике, потом встречались мне в других местах практически по той же цене. Покупок на улице с лотков лучше избегать.

Питаться придется в барах и ресторанах. Если прибегать к услугам официантов, то выйдет дороже. Лучше всего — рестораны самообслуживания (нечто вроде наших кафе): сытно, вкусно и относительно недорого. Если гид опытный, то подскажет, где они находятся. В этих ресторанах, как правило, есть бесплатные туалеты.

Бесплатные туалеты находятся также в ресторанах Макдональдс.

Афанасий Фет, один из самых ярких поэтов XIX века, написал, лучшие, на мой взгляд, стихи о России:

При этом у Афанасия Фета был вздорный нрав и всякий раз, проезжая мимо Московского университета, он приказывал кучеру остановиться и плевал в сторону альма матер.

Диплом Литературного института во времена Советов был весьма престижен среди пишущих людей. Отсюда вышла добрая половина наших писателей и поэтов, начиная с 30-40-х годов прошлого века, — от Николая Рубцова до Юрия Бондарева. Евгения Евтушенко некогда отчислили с третьего курса, но, уже будучи известным поэтом, он пришел к тогдашнему ректору (уже не помню, кто им был, кажется, Пименов) и попросил восстановить его. Ему разрешили сдать экзамены экстерном. Сейчас и Евгений Евтушенко, о поэзии которого я, правда, не слишком высокого мнения, — полноправный член довольно немногочисленной семьи выпускников Литературного института.

Придя на этот раз в старый особняк на Тверском бульваре, некогда принадлежавший графу Яковлеву, чьим побочным сыном был Александр Герцен (один знаменитый памятник А. Герцену стоит во дворе Литературного института, второй — в Ницце), я увидел, что особняк охраняется и закрыт для посетителей. Я зашел во двор с другой стороны, с Большой Бронной, убедив молоденького офицерика на вахте, что мне непременно нужно это сделать.

То, что к особняку не подпускают случайных людей, а экскурсии проходят лишь по тротуару на Тверском (особняк знаменит и тем, что о нем идет речь в романе М. Булгакова), опять заставило сердце биться сильнее. Иногда что-то и к лучшему происходит в России.

На снимке, который я наконец-то сделал себе на память, лишь один из корпусов института. Рядом есть еще три небольших здания, а также бывшие конюшни, где сейчас гараж и книжный магазин.

Дважды проехав Белоруссию, я не только ничего не успел рассмотреть, но даже не сумел сделать ни одного снимка. В Орше предпринял попытку заснять здание вокзала, весьма, кстати, красивого и ухоженного, однако в спешке, видимо, слишком рано закрыл затвор — изображения в аппарате не оказалось. Минск и Брест мы всякий раз проезжали ночью или рано утром, и они тоже остались для меня городами-невидимками.

Голод у меня был зверский, и я даже не помню, что съел и вкусно ли было. Перед этим нашу группу шесть часов держали на польско-белорусской границе — с половины девятого вечера до половины третьего ночи. Почему так долго? Наши белорусские сограждане нашли большие неполадки в документах одной молодой супружеской пары: он живет в Москве, а она в Рязани. Поэтому у пограничников сразу возникли уничтожающие эту пару вопросы: под каким знаком Зодиака они родились, когда познакомились и т. д.

В Белоруссию нельзя провозить больше 1 литра вина, у многих из нас было по две бутылки емкостью 0,75 каждая, и мы, идиоты, беспокоились, что будем говорить, если обнаружат перебор. А вот про знак Зодиака даже не подумали. Честно говоря, если бы строгая зеленая фуражка спросила у меня в третьем часу ночи, под Рыбами я родился или под Водолеем, не знаю, что бы я ответил. Но наши ребята с честью выдержали испытание, и мы продолжили путь.

А багажное отделение у нас даже не открывали.

Тогда, в Бресте, особенно после того, как я утолил голод, эта реинкарнация СССР — нам делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем — показалась мне забавной. Но сейчас я думаю: как же мы будем жить в едином государстве, если они так и остались в социализме, а мы уже заползаем в другое экономическое время? (Впрочем, не буду говорить, что оно, это время, лучше белорусского, я видал всякое и не стал бы делать однозначных выводов.)

Польша аккуратная и обустроенная страна, но невероятно скучная. Особенно поражает отсутствие чувства юмора у поляков. Бесконечные скульптуры Матки Боски (Богоматери) у палисадников вдоль трасс, все равно что придорожные столбики, обезьянничанье хуже, чем у нас, — то они делают под французов, то под американцев.

В одном из придорожных ресторанчиков у нас был обед продолжительностью около часа, и я прогулялся до соседнего поселка. Как оказалось, Польша тоже очень разная: есть богатые, хорошо отделанные коттеджи, а есть едва ли не хижины. Двор одного из таких домов я заснял. В соседнем лесочке бардак почище, чем в России: пластиковые пакеты, бумага, беспорядочные кучи веток. Однако вдоль трасс все чинно, чисто и аккуратно.

О пейзажах средней Польши, где мы ехали, сказать нечего — их нет.

Берлин был первым европейским городом, где мы провели довольно продолжительное время — наша группа задержалась там на девять с половиной часов. Как и всякий большой по размерам город, Берлин сильно отличается от остальной части страны. Здесь не слишком чисто — многовато мусора, — здесь немало негров и азиатов, кроме того, столица Германии тяжеловата и монументальна даже по сравнению с Дрезденом, с его Цвингером. В центре города — огромный парк, где любят проводить время нудисты и гомосексуалисты. Свобода нравов в Берлине роднит его с городами Голландии. На юге Европы, по крайней мере, в тех городах, где мы были, такой раскрепощенности я не замечал.

По Берлину очень легко перемешаться пешком — здесь довольно просто ориентироваться. Во всяком случае общественным транспортом в этом городе я не пользовался, хотя осмотрел значительную его часть.

В Берлине относительно мало мотоциклов и мотороллеров, но очень много велосипедистов, для которых вдоль тротуаров проложены специальные дорожки. Заходить на эти дорожки нельзя да и просто опасно — могут сбить. Велосипедистов много и в парках, в частности в большой парковой зоне в центральной части города. Но преимущество здесь у пешеходов, повсюду размещены специальные таблички с соответствующими пояснениями.

Вопреки ожиданиям я не заметил какой-то особой строгости в соблюдении норм и правил общественного поведения. Однако мусорят здесь значительно меньше и правила уличного движения нарушают значительно реже, чем, допустим, во Франции. Германия остается Германией даже в своих мегаполисах.

Париж ошеломляет, как бы ты ни готовился к встрече с ним.

Что такое Париж? Это город, в котором нет даже малой доли безобразия. На одном из моих снимков изображен бродяга, каких в России, пожалуй, и не встретишь: одет в лохмотья, на одной ноге лишь носок, другая вообще голая, а передвигается он так, будто умрет уже на следующем шагу. И где бы, вы думали, прогуливается этот месье? У подножия Монмартра, на одной из самых изысканных улиц, на бульваре Клиши, как раз напротив Музея эротики (музей по левую руку от него) и недалеко от театра “Сексодром” (он идет в его направлении). Этот бездомный не вызывает протеста, он часть Парижа, точно такая же как, допустим, прототипы героев Виктора Гюго.

Об архитектурном облике Парижа говорить ничего не буду — о нем знают все, к тому же многие здания и улицы представлены на моих снимках. Скажу только, что муниципалитет города потратил огромные деньги на обновление стен — с помощью лазера был снят слой грязи и теперь исторически значимые сооружения выглядят, как новые. Франция самая посещаемая туристами страна, а Париж самый посещаемый мегаполис мира, и здесь делают все, чтобы туристические потоки не сокращались.

Париж, с одной стороны, все тот же, каким мы его знаем по многочисленным описаниям, а с другой, совсем иной, чем был еще недавно. Город заполонили выходцы из Африки. Негров здесь, по-моему, больше, чем где-нибудь в Сенегале. В северной части Парижа я забредал в кварталы, где оказывался едва ли не одним-единственным белым.

Негры подметают улицы, работают в отелях, продают сувениры. В Версале они, держа в руках огромные сумки с сувенирной мелочью, бросаются к вам толпой: “Коллега, коллега! Братан, братан!” Белому иностранцу устроиться, допустим, мусорщиком очень сложно — не подпустят. Поэтому русских в Париже мало — должности, требующие квалификации, естественно, заняты французами, низкоквалифицированная работа поделена между неграми.

В городе огромное количество мотоциклов и мотороллеров, гоняющих порой без всяких правил и без оглядки на другой транспорт и на прохожих. За три дня я был свидетелем трех серьезных аварий с участием мотоциклистов — машины переворачивались, разбивались, водителей отбрасывало к тротуару. Этот бардак приводит к тому, что на улицах и дорогах ежегодно гибнет огромное число людей.

Париж — город воров. Для меня это стало настоящим потрясением. Воруют так нагло, как это было, наверно, у нас в двадцатые годы. О чем говорить, если даже на Эйфелевой башне предостерегающие надписи на трех языках, французском, английском и немецком: “Внимание: воры-карманники!” У одной из наших пар украли 250 евро прямо в номере отеля. Вход в отели, кстати, по всей Европе свободный — заходи, кто хочешь. В нашем случае, правда, поживилась, скорей, одна из горничных.

Кто ворует? Негры. В свое время Жак Ширак, занимавший тогда пост мэра Парижа, решил собрать всех чернокожих и выслать их на родину. Но поднялась общественность: как же так, Франция столько лет угнетала Африку и теперь опять этот расизм! Демократия и права человека не должны пострадать. Негров оставили.

Парижане наплевали на правила уличного движения. Когда это с ними случилось, не знаю, но человек, идущий на красный свет, скорей, норма, чем исключение.

Поезда метро тоже непривычны для русского. Некоторые вагоны, как у нас, ходят на стальных колесах, другие — на резиновых. В этих, последних, слегка потряхивает, как на асфальте. Двери в вагонах не открываются автоматически, нужно откидывать специальную защелку.

Билеты такие же, как в Москве, но вдвое меньшего размера — в Европе экономят на всем и это, конечно, очень разумно.

Метро фактически единственный вид общественного транспорта в Париже. Трамвайный линий нет, их только строят, автобусов мало. Поэтому метрополитен для парижан даже более значим, чем для москвичей. Линии метро пронизывают весь город, вход в метро на каждом шагу.

Говорят, Париж без Монмартра не Париж. Но посмотрите на площадочку, где рисуют современные художники, — нельзя не удивиться ее убожеству и стандартным картинкам работающих там "творцов". Однако миф — великая сила. Мифы управляют людьми и наполняют улочки и площади туристами. Здесь бывал сам Дали! Вот домик с его экспозицией, вход всего 7 евро. В казино Монте-Карло я видел большую выставку фотографий С. Дали. Сложно понять, почему мир почитает этого самовлюбленного мудака. Еще сложнее понять, почему я сам некогда восхищался его поверхностными да и просто плохо сделанными “живописаниями”.

Трех дней для Парижа, конечно, мало. Но город сумасшедший — шумный, суетливый, нервный. А впереди у нас было море, поэтому мы покидали Париж с прекрасным настроением, впрочем не оставлявшим нас в самых, казалось бы, неприятных ситуациях.

Вот уж что не миф, так удивительная красота русских женщин, оценить которую можно только за пределами России. Первую по-настоящему красивую француженку — а может быть, итальянку — я увидел в Ницце. Спустя несколько дней пути по Европе! Я замешкался возле одного из магазинчиков, она уступила мне дорогу и улыбнулась. Пока я перебрасывал фотоаппарат из одной руки в другую, пока ловил кадр, пока моя цифровая черепаха соображала, надо ли делать снимок, эта замечательно тонкой красоты смуглянка (почему я и решил, что она не русская), скрылась за углом. Самая большая неудача дня!

Ницца относительно недавно стала французским городом, и жители города своим обликом да и менталитетом больше похожи на итальянцев, каковыми они по большому счету и являются.

В этих ресторанчиках можно бесплатно брать питьевую воду. Туалеты для посетителей тоже бесплатны. Неудивительно, что мы полюбили эти ресторанчики до сердечной боли.

Ницца запомнилась мне также запахами собачьего кала на старинных улицах в центре города, соленым Средиземным морем и Холмом Замка, куда я поднимался дважды. На Холме Замка есть кладбище, где похоронен Александр Герцен. У памятника нашему бунтарю бумажные цветы и, по православному обычаю, конфеты. В юности мемуары А. Герцена “Былое и думы” произвели на меня сильное впечатление своей интеллектуальной и публицистической мощью, с тех пор я их не перечитывал и сохранил пиетет к этому человеку.

Ницца большой и красивый город, но с морем ему все равно не сравниться, поэтому каждую удобную минуту я бежал купаться. В Ницце галечные пляжи, волноломов нет, в шторм все ревет и грохочет, вода стаскивает в море или толкает на берег с невероятной силой. Наши женщины рассказывали, что их таскало по гальке раз по пять туда и обратно, пока им удавалось выбраться на берег. Но есть особенное удовольствие преодолевать ничем не ограниченный напор стихии. Любители таких заплывов меня поймут.

Из Ниццы мы делали выезды в Канны, на остров святой Маргариты, в Монако, столицу одноименного княжества, и в его единственный город, так сказать, местного подчинения Монте-Карло.

Монако — государство, придуманное для аристократов и миллиардеров. Жизни там нет совсем, но ландшафты и пейзажи умопомрачительные. Получить гражданство в Монако невозможно даже непростым смертным — разве что выйти замуж за коренного жителя княжества (или, соответственно, жениться).

В Европе нынче невероятное количество коров, сделанных из папье-маше, а в Монако их просто стада. В конце концов мне стало казаться, что я сам превратился в одну из таких коров, каким-то образом получившую возможности механического робота, — хожу, смотрю, жую какую-то местную жвачку, беру на прицел достопримечательности и без конца щелкаю фотографическим глазом.

Что-то внятное сказать о Монте-Карло не берусь, кроме того, что прямо по его улицам гоняет Шумахер с соперниками (трасса проходит и по городу) и работает самое известное в мире казино. “Сэр, без галстука сюда нельзя”. “А вон тот господин вообще голый!” “Да, но он выходит”. С прошлого года в казино пускают и без галстуков, и вообще в любой одежде, лишь бы она закрывала плечи и колени — его владельцам не хочется терять деньги, идущие прямо в руки. Гид честно предупредила наших: “Сюда ходят не выигрывать, а получить удовольствие от проигрыша”. Почти все поставили по 10 евро (минимально возможная ставка). Выиграла только одна из женщин — 5 евро. Но в следующий заход просадила и их. Получили они удовольствие или нет, я не знаю — не признались. Могу только определенно сказать, что я удовольствия не получил, поскольку ставок не делал.

Канны известны своим дворцом, где проводятся кинофестивали, но, честно говоря, сие архитектурное произведение не стоит даже упоминания. Тем не менее я сфотографировался на его лестнице, никем из знаменитостей себя, впрочем, не воображая. Напротив дворца — отпечатки ладоней знаменитых артистов. Из наших там допустили отметиться только одну актрису, кажется, Татьяну Самойлову.

В Каннах чудесный песчаный пляж, правда, бесплатный вход — только на один его участочек, где я опять же провел все свое свободное время, хотя забыл в отеле плавки и пришлось купаться в трусах, а потом обсыхать чуть ли не час.

Лежаков на этом пляже нет. На платных пляжах аренда лежака в день стоит 3 евро.

Остров святой Маргариты (Сент-Маргерит) находится недалеко от Канн. По преданию, в замке Форт Ройаль, расположенном на этом острове, содержался таинственный узник, известный нам по романам Александра Дюма под именем Железная Маска. Я хорошо знаю, как сочиняются романы, поэтому Железная Маска и камера, в которой этот человек содержался или будто бы содержался, меня не интересовали. Я отправился бродить по острову. Сент-Маргерит, собственно, представляет собой огромный парк — повсюду аллеи, фонтанчики с питьевой водой. Но природу Средиземноморья здесь можно ощутить явственно. Ничем не передаваемые запахи (по-моему, от коры деревьев), странное пение — то ли жужжание, то ли кряканье — незнакомых мне птиц, гигантские насекомые — все это меня просто заворожило. Я едва не опоздал на кораблик, отплывающий в Канны, — жаль было расставаться с островом.

Можно ли полюбить город за два с половиной часа пребывания в нем? Можно, скажет скептик, причем как раз только за два с половиной часа и не более, иначе опять разлюбишь. Так или иначе, у меня такая сердечная склонность появилась — парадоксальным образом я успел привязаться к Милану за два с половиной часа путешествий по его улицам и одну ночь в отеле.

Милан струится, перемещается, ни на минуту не прекращая своего стремительного передвижения, но при этом его жизнь все время остается упорядоченной и наполненной реальной деятельностью. Это не хаотичный Париж, это не закостеневший Берлин, это не сонная Ницца, просыпающаяся только летом да во время карнавалов и фестивалей.

В Милане три железнодорожных вокзала, три аэропорта, это крупнейший транспортный узел Италии. Скульптурная композиция возле одного из вокзалов, изображающая иголку с продернутой в нее ниткой, как раз и символизирует связующую роль города.

Милан расположен в так называемой континентальной, среднеевропейской части страны, в городе сосредоточена практически вся промышленность Италии.

В Милане, как и в Париже, масса мотоциклов и мотороллеров, на которых деловой люд в костюмчиках и при галстуках спешит с работы и на работу. Но очень много и автомобилей. Здесь я впервые за всю поездку по Европе почувствовал нечто родное: запах выхлопных газов. На узких старинных улочках в центре Милана все-таки скапливаются выхлопы, несмотря на очистители. Впрочем, на современных улицах дышится легко и свободно.

Метро в Милане относительно небольшой протяженности — три линии. Это роднит его с нашими провинциальными столицами. Очень много трамваев. Большая часть допотопные и смешные, но есть и современные, поражающие своими изысканными формами.

Милан, конечно, скорее деловой центр, нежели туристический. Но как в любом крупном городе Европы (население Милана 2 млн. человек, он в полтора раза больше, чем Екатеринбург), здесь находятся грандиозные исторические и культурные памятники, действующие сооружения: знаменитый театр Ла Скала, второй по величине в Италии собор — Миланский кафедральный, — самый огромный и мощный замок средневековой Европы Кастелло Сфорцеско, в сооружении которого принимал участие Леонардо да Винчи, сконструировавший, в частности, уникальную систему прослушивания всех залов через систему проложенных в стенах труб.

Честно говоря, я бы лучше задержался в Милане, нежели назавтра с полудня до позднего вечера слоняться по Венеции.

Удивительно красивый город, никогда, как говорят, не подвергавшийся разрушениям. Но известен он лишь благодаря Шекспиру. Под балкончиком, где по преданию стояла Джульетта, народу столько, что не протиснешься. В дальнем конце двора небольшое скульптурное изображение героини шекспировской трагедии. Есть поверье, что надо сфотографироваться у этой скульптуры, непременно держась за ее правую грудь. Тогда исполнятся все твои желания, и ты будешь счастлив. Правая грудь Джульетты отполирована так, что светится.

А в каменной арке, ведущей во двор, нужно обязательно наклеить бумажку, предварительно написав на ней свое самое заветное желание. Нет нужды говорить, что стены арки похожи на оперенье фантастической птицы. Возле дома, где жил Ромео, нет никого, мне стало жаль бедного юношу, и я запечатлел его сиротство фотоаппаратом.

В Венеции, как, впрочем, и по всей Европе, меня ждали сплошные неожиданности и открытия. Оказывается, в этот город нельзя проехать, туда можно только приплыть на корабле, преодолев три километра Адриатического моря. В гавань Венеции, приближаясь практически к самой набережной, заходят даже гигантские десятипалубные суда.

С эстетической точки зрения Венеция не произвела на меня впечатления, в целом она показалась мне китчем, где есть вкрапления, действительно имеющие художественную ценность.

Возьмем тот же собор святого Марка. Он состоит из частей, в свое время собранных венецианцами по всему древнему востоку. Мало того что искусство древних весьма условно и малопонятно современному человеку, выключенному из реалий и эстетики той эпохи, так оно еще подпорчено эрозией веков и тысячелетий.

Большая часть города состоит из улочек-ущелий, где нередко стоят весьма невкусные запахи — современной канализации в Венеции, естественно, нет. Перемещаться в городе очень непросто: кроме катеров и гондол, транспорта в Венеции не существует, а улочки кривые и запутанные.

Этот город не живет, он лишь как бы являет себя миру: вот я, смотрите, пока существую!

Венеция, по сути, гигантский надгробный памятник дерзости средневековых градостроителей, вывиху их фантазии, повелевшему им возводить тяжеленные дома там, где они стоять просто не могут. Собственно, поклониться этому уникальному вывиху и едут сюда миллионы туристов.

Венеция обречена уйти под воду. Если полы в храмах на континенте ровные и гладкие, то в Венеции они волнообразны, поскольку проседают то в одном месте, то в другом.

Реального плана спасения города до сих пор нет. Если его не найдут в ближайшие 50 лет, Венеция исчезнет. И это будет трагическое событие — другого такого города в мире просто не существует.

Две страны наш автобус проскочил транзитом: Бельгию и Австрию. Но если в Бельгии мы не останавливались, то в Австрии была пятнадцатиминутная передышка, в самом центре Альп, на высоте, как я предполагаю, около 1,5 тысячи метров.

И только тут, получив компенсацию, я заметил, как свежо и пряно тянет с лугов свежескошенным сеном, а над головой меж редких облаков сияют такие звезды, будто их только что промыли шампунем. Последний раз такое небо и такие запахи я пережил в национальном парке Таганай на Южном Урале в прошлом году. Альпы во многих местах, в том числе там, где мы проезжали, вообще очень похожи на горы Южного Урала, только значительно более заселены — даже глубокой ночью все склоны светятся огнями. Я почувствовал что-то похожее на мгновенный укол ностальгии и устыдился, что обоссал Австрию.

В Дрездене мне понравилось все: красива Эльба, безупречны трамваи и трамвайные пути, малолюдны и покойны магазины, асфальт на улицах — как стол. И даже немногочисленные проплешины на газонах — Дрезден, наверно, не самый ухоженный город Германии — дают понять, что это исключение, а не правило. Я все время мысленно сравнивал этот город с Нижним Тагилом — они примерно одного масштаба и экономического значения — и только вздыхал.

Жаль, что не дошел до железнодорожного вокзала. Когда мы проезжали мимо него на автобусе, я понял, что много потерял.

Когда я, вернувшись в Россию, прошел в здание Белорусского вокзала, сначала мне показалось, что передо мной опять парижское столпотворение. Потом навстречу попался один пьяный бомж, второй, третий, потом они пошли косяками — немытые, нечесаные здоровенные мужики в грязной обуви и с сальными рожами. Может быть, это были и не бомжи, а просто обыкновенные русские и не совсем русские люди. Потом я вышел на привокзальную площадь, всю заваленную мусором и уже окончательно понял, что это не Париж. Столпотворение было, а Парижа не было.

Я перебрался на Казанский вокзал, поужинал в буфете. Но через некоторое время мне захотелось выпить чаю. Здесь же, на вокзале я зашел в пельменную и достал из кошелька мелочь, дабы не разменивать бумажную купюру. Подал буфетчице металлический пятак и десять монет по десять копеек — чай там стоит шесть рублей. Буфетчица со злостью толкнула мне их обратно: “Такую мелочь не берем!”

“Ну, вот мы и приехали, — подумал я. — Здравствуй, родная страна!”

Но буфетчица, быстро взглянув на меня, вдруг чуть виновато улыбнулась, и я тотчас простил ей ее грубость. В конце концов люди не то, чем они нам кажутся, а то, чем они кажутся самим себе. Эта улыбка и была буфетчицей, а не ее слова.

Потом был поезд Москва-Владивосток, бесконечные леса и поля, бесконечный свет отдаленных небес. Опять вспомнился Афанасий Фет. Миллион лет назад, пятнадцатилетним учащимся Пермского механического техникума я бежал в родную деревню из соседнего поселка, где останавливался автобус из Перми. Стояла звонкая морозная ночь, в неглубоких колеях дороги на зеркальных оттисках саней блистали осколки луны. Свет небес разливался по всей равнине и далеко за ее пределы. Свет небес высоких, и блестящий снег, и саней далеких одинокий бег…

Этот свет, как мне кажется, стоял всегда и сейчас стоит над всей нашей родиной, невзирая на времена года, эпохи и технический прогресс.

Сейчас, когда я заканчиваю эти заметки, поезд, в котором я ехал, все еще идет по России, скорей всего где-то севернее Байкала. И мой фантом — я верю в нематериальные следы, оставляемые нашим сознанием на пути, который мы прошли, — следит за бесконечным сиянием, текущим с небес на поросшие редким лесом сопки, и вспоминает то, что пережил когда-то ярко и неповторимо.

Это путешествие заставило меня посмотреть на Россию и русских другими глазами, чем прежде.

Русские неряхи и грязнули? А вы пройдитесь по окраинам Милана — кругом мусор. В Ницце на тротуарах старой части города собачьего дерьма больше, чем в наших скверах. Владелец собаки, убирающий на улице ее какашки, — очередной миф. Может быть, это можно наблюдать в аристократических кварталах Лондона или маленьких городах севера Европы. Но там, где мы были, я ни разу не видел человека, идущего вслед за собакой с совком.

Русские неотесанны и малообразованны? Среднестатистическому жителю России не надо объяснять, кто такая Джульетта. Но кто из европейцев скажет вам, кто такая Наташа Ростова, хотя (и это общепризнанно в той же Европе) “Война и мир” — один из лучших романов в истории человечества?

Мы веками клевещем на самих себя. Не пора ли прекратить?

При всем том нельзя не признать, что европейские города комфортабельны и обустроены так, как ни один город в России, а уровень жизни в Европе едва ли не на порядок выше, чем у нас. Ссылки на то, что мы на несколько веков позднее, чем Европа, начали развиваться, несостоятельны. Когда начал развиваться Сингапур? А Тайвань? А Южная Корея?

Я думаю, проблема в другом. Уже 30 лет, а может быть, все 50, после смерти Сталина, Россией управляют только стихийные политические силы, которым нет дела ни до народа, ни до будущего страны. И такие провалы в истории России скорее правило, чем исключение. Нам катастрофически не хватает патриотично настроенного, квалифицированного и прагматичного менеджмента, причем не хватает на всех уровнях — от поселковых администраций и небольших заводов до федерального правительства.

Почему, например, столько грязи на улицах наших городов? Не мусора, а той грязной жижи, по которой мы ходим, ездим, в которую падаем, поскользнувшись, которая при сухой погоде поднимается из-под колес пылью? Потому что не засеваются газоны, потому что по ним ходят и гоняют на автомобилях, потому что грязь выплескивается из-под плохо закрепленных трамвайных рельсов, потому что грузовики вывозят ее на колесах со строек, потому что в наших маленьких городах и поселках она тащится с обочин дорог, не имеющих не только бордюров, но даже гравийной отсыпки. Кто должен навести порядок? Простой человек?

Ну, сколько надо денег, чтобы нормально уложить трамвайные пути даже в большом городе? Да наверняка не больше, чем на строительство какого-нибудь престижного дворца. Кажется, что стоит съездить в Берлин или тот же Дрезден и перенять, как там устроены трамваи и трамвайные пути. Трамвай в Германии только шелестит, потому что рельсы гладкие и нет стыков, а у нас они, как морская рябь, и стыки в пять сантиметров и оттого дребезжание и гром на весь город.

Я живу недалеко от озера Шарташ и часто там бываю. Вдоль всего побережья стоят мусорные баки и, по моим наблюдениям, подавляющее большинство отдыхающих несет мусор в эти баки. Но он не вывозится неделями, ветер разносит его по полянам и лесочкам, что-то растаскивается животными. Да нашим людям надо в ножки кланяться, что они все-таки помнят о порядке и упорно тащат полиэтиленовые пакеты, пустые бутылки, бумагу к этим переполненным бакам — ведь проще бросить тут же на поляне, все равно там окажутся.

И заметьте, какова реакция тех же простых людей на этот бардак: “Ну, все везде замусорили!” Ведь власти — через СМИ и другие каналы — постоянно обрабатывают нас, переводят стрелки, чтобы скрыть свою беспомощность и неумение управлять. Кто замусорил? Да вы и замусорили! У нас, возле наших коттеджей, чистота и порядок!

Страну губят бездарные и эгоистичные управленцы, а не простые ее жители. (Я уж специально не затрагиваю коррупцию, это отдельная тема, хотя коррупция впрямую связана с неэффективным управлением).

Так, может быть, не выборы нам надо устраивать, от которых все равно никакого толку, одна трата денег, а проводить конкурсы на лучшего управляющего или попросту назначать таких управляющих, как назначают сейчас губернаторов, — только делать это нужно опять же на конкурсной основе и с минимумом политических соображений.

При всей внешней оживленности и бурливости, Европа спит. За редким исключением, бурлит ведь не Европа, а туристические потоки. Европа сейчас похожа на почивающего после обеда рантье. С ним уже ничего не произойдет, кроме невесть зачем случившегося пробуждения, почесывания, позевывания, карт, вина и нового сна. Жизнь идет не там, она идет на востоке — в Индии, Китае, Юго-Восточной Азии.

Европа всего лишь задний двор России, поэтому оглядываться надо на нее — все ли там цело и что нам может пригодиться, — а поступать только так, как нам выгодно, и идти туда, куда Европа уже не способна двинуться.